Трудные дети
Шрифт:
— Там было потрясающее красное платье, - рассказывала она, прикладывая ко мне кофточку и на глаз прикидывая, как та на мне будет сидеть.
– Тебе бы пошло. Мне такие яркие цвета не идут - я всегда краснею как помидор, а яркое платье только усугубило бы ситуацию. А тебе было бы хорошо. Но размеры остались лишь большие. Это вон, - небрежный кивок в сторону голубого наряда, - вообще великовато окажется, наверное.
— Ну…оно красивое.
Я открыла новые коробки, доставая джинсы, джинсовые комбинезоны, рубашки и короткие кофты.
— А где ты была?
– мимоходом поинтересовалась я, крутя в руках майку-матроску.
– Целую неделю подарки закупала, что ли?
Оксана кротко улыбнулась.
— Ну да. Я в Польшу ездила. Кстати, - щелкнула она пальцами, - я тебе духи купила. Вот в той, синей коробке.
Да уж, Оксана всегда моталась в Европу, как на дачу. С самого начала, как только я появилась у Марата. Со временем это стало привычным делом для меня. Я могла услышать: “я еду в Париж на выходные” и даже не удивиться. Хотя вначале меня это заставляло изучающе разглядывать Оксану. Такое ощущение, что она не в России живет, настолько девушка казалась оторванной от мира.
— Сейчас понюхаем. Оксан, а почему ты так часто туда мотаешься?
– невзначай обронила я, наклоняясь за бумажным пакетом.
– Каждый месяц почти.
— А у меня папа дипломат. Так что я где только не была, - она задорно рассмеялась и вспорхнула с диванчика.
– Хочешь, даже с тобой съездим. В Диснейленд, например. Я сейчас.
Она убежала к Марату, закрыв за собой дверь, а я же осталась разбирать горы подарков. Это было странно. Все это вокруг меня. Подарки, вещи - яркие и блестящие. Нет, они мне очень нравились и было безумно приятно, но для меня…Ну какое мне бальное платье? Куда его носить? Да и как, если я не умею?
Каблуки, шелковая пижама, украшения…Я в жизни таких вещей не одевала и не умела с ними обращаться. Марат меня этому не учил, на улице вся мишура была не нужна. Лишь бы тепло, а там хоть фуфайка. Оксана хотела сделать приятное, а на деле только усложнила мне жизнь. От духов с цветочным запахом я расчихалась, тонкие колготки порвала, нечаянно зацепил ногтем, а платье…
Ксюша заставила меня его примерить, и эти пять минут были одними из худших в моей жизни. Я чувствовала себя неповоротливой куклой с несгибающимися руками, неуклюжей и перетянутой веревками. Длинная юбка мешалась и собиралась при ходьбе между коленями. А чечен, увидев меня в платье, прыснул от смеха, сразу же замаскировав вырвавшийся смешок кашлем. И я не обижалась - я была с ним согласна. Нафига козе баян? Вот и мне - нафига платье?
В туфлях я подвернула ногу, но чтобы Ксюшу не расстраивать, с вымученной улыбкой пару минут потопталась на месте. Все остальное было вполне пригодным для носки - джинсы там, кофты, комбинезоны. Но не платье.
В дальнейшем Оксана учила меня тому, чему не мог научить ни Марат, ни Петровна. Она учила меня быть девушкой, быть женственной. Какая ирония. Особенно если оглядываться назад на наши отношения и судьбы. Она сделала из меня красивую нежную девушку, а Марат сделал женщиной. Это было даже забавно, когда Оксана привозила очередной шедевр моды, а он потом срывал его с моего тела, небрежно кидая в сторону. Еще забавнее, если Ксюша просила меня примерить что-то, а за ее спиной стоял Марат и разглядывал это великолепие. На одежду Оксана никогда не скупилась, одеваясь со вкусом и так же одевая меня. Ирония, в самом деле.
Но в то мое своеобразное пятнадцатилетие мы втроем спокойно ели торт, запивая его чаем, болтали, Оксана сидела полубоком на коленях у Марата и обнимала его за шею, рассказывая о поездке. Через час я ушла разбирать подарки, а потом и вовсе уснула, устав от общего шума и волнения. Первый раз на моей памяти Ксюша осталась ночевать у нас дома.
Ночью что-то выдернуло меня из сна. Сначала блуждая на поверхности, отчего вертелись какие-то непонятные странные образы, а потом я совсем проснулась, с ясным сознанием и трезвой головой, чутко прислушиваясь к тишине квартиры. Я завозилась и услышала какой-то звук, полуприглушенный шелестом одеяла. Пришлось замереть. Ненадолго. Через пару секунд за стенкой раздалось шебуршание, скрип кровати и едва слышный слабый стон. Захотелось грязно выругаться. Шикар-р-рный подарок на день рождения. Потрахушки за стеной.
Для меня это все было не ново. Но черт, слышать их рядом с собой было как-то странно. Это же Марат и Оксана. В горле пересохло и запершило, я снова замерла, двумя руками вцепившись в одеяло. Я лежала тихо, как мышка, чутко прислушиваясь к тишине. Хотелось, чтобы все это было всего лишь игрой воображения.
Нет. Через минуту новый стон, жаркий шепот и спинка кровати ощутимо стукнулась об стену. Япона мать. Мне не нравилось это все слышать, слушать и не иметь возможности уйти или заткнуть уши. Я пробовала. Я накинула сверху одеяло, завернувшись как в кокон, так что через минуту стало жарко и душно, а еще покрылось потом лицо. Я их слышала. Слышала и не могла сбежать. Марат что-то прерывисто говорил, потом тихо засмеялся вместе с Ксюшей, а затем смех перебился стоном, более громким, чем раньше. Срань.
Я спрятала голову под подушку, но все стало еще отчетливее. Не помогало. В ту минуту я ненавидела свою чуткую манеру спать. Я бы многое отдала, даже все подарки Оксаны, лишь бы всего этого не слышать. И забыть. Я начала специально ворочаться, шелестеть одеялом, и сильно прижала руки к ушам, зажимая их пальцами. Что угодно. Но стоны, интимный шепот и скрип кровати с каждой минутой нарастал, звучал четче, яростнее, и невозможно его избежать и закрыть уши.
Я жалела, что Оксана осталась. Честно. Я хотела вернуть ту тишину, которая была до этого. Мне не нравилось слышать то, чем они занимаются. Хотелось встать и сбежать куда-нибудь, но была опасность, что потом они выйдут из комнаты и застанут меня сидящей, например, на кухне. Все будет понятно без слов. А я в первый раз в жизни не знала, как себя вести. Для меня Марат сформировался как нечто недосягаемое, что-то сверх меня, если можно так сказать. Оксану я и вовсе не уважала. И их секс, все звуки, стоны и надсадные всхлипы выводили меня из себя.
Инстинктивно я сильно зажмурилась, полагая, наверное, что шум прекратиться. Они же должны закончить, не так ли? Когда-нибудь? Почему-то не заканчивали. Теперь Оксана стонала каждую минуту, и эти звуки пробирали меня до костей, проникая глубоко внутрь. Это было противно. То оцепенение, онемение и невозможность ничего изменить. В какой-то момент я, устав слушать, ударила кулаком по стене, но тут же затихла и с головой накинула на себя одеяло. Вдруг услышат, а потом еще и объясняйся. Суки.
Это длилось долго. Я уже не делала попытку прикрыть уши и притворяться, будто ничего не слышу. Сидела на кровати, скрестив по-турецки ноги, уперлась локтями в колени и подперла щеки. Я слышала все - от первого до последнего слова и стона. Как ее, так и его. И когда они наконец-то закончили, именно я чувствовала себя выжатой как лимон. Морально и физически. Мне казалось, что меня через мясорубку перекрутили, переломав к черту все кости. Мне было обидно, грязно и горело лицо. Секс - не откровение. Я видела самые грязные его проявления. И в детдоме, а уж потом и на улице. Для меня это не новость. Но то, что я должна была не по своей воле соприкоснуться именно с их сексом, меня угнетало.
Они зашевелились, и я легла, положив одеяло так, чтобы наблюдать за комнатой. Глаз моих видно не было, лицо наполовину прикрыто и со стороны кажется, что я крепко-крепко сплю. Уроды. Через пару минут оба вышли - Марат на кухню, Ксюша в ванную. Загорелся свет и двери заботливо прикрыли, чтобы он не бил мне по глазам. Какая забота, ишь твою мать! От сдерживаемой лавины эмоций я безмолвно заскрежетала зубами. Стукнул кувшин, включилась и выключилась вода, Оксана на кухню и что-то тому сказала, а потом, тихо ступая, вернулась в спальню. Чечен еще некоторое время побыл один, затем погасил свет и пошел вслед за ней. И только на пороге собственной спальни обернулся и нехорошо прищурился, глядя на меня. И в тот момент я была почти уверена, что он знает.