Трудные дети

Молчанова Людмила

– Не знаю.

– Отлично. Я тогда буду учить французский. А потом как ска-а-а-жу тебе что-нибудь такое...

– Для этого я выучу все неприличные словечки, - посерьезнев, заявил Марат.

– Ну тебя.

Он сказал отрывистую, короткую фразу на своем языке, заставив меня снова нахмуриться и наклониться к нему.

– Что? Что значит "сунахь..."

– Забудь. Иди сюда.

Мужчина притянул меня к себе, заглушая все вопросы и выбрасывая из моей головы все мысли. Эта ночь, как и остальные, принадлежит нам. И только нам.

Он никогда не говорил на этом

языке с Оксаной, ее родителями и со своим окружением. Даже с Трофимом и Дирижером не говорил. Не знаю почему. Наверное, не хотел, чтобы его снова этим попрекали. Правда не знаю. Вроде Ксюша с ее родителями - умные люди. В смысле, доверчивые (в лице дочери), но образованные же, грамотные, с широким кругозором. Только всего, что отличается от их устоявшейся жизни, они боялись и презирали.

Родители его жены и так часто попрекали этим Марата, считая его диким каким-то, недостойным. Я не знаю. Он их умнее, хитрее, сильнее. Марат в два счета разорил отца Оксаны, сделав все с хирургической отстраненностью и точностью. Как по нотам. Он облапошил их всех, оставил с носом, но они - что не укладывается у меня в голове!
– по-прежнему считали его грязным и недостойным их. Только вот сейчас, когда Марат давно оставил этих снобов у себя в хвосте, заставив глотать пыль, его мало интересовало их мнение.

Я же наоборот, вытаскивала на поверхность спрятанную часть Марата. Он наполовину чеченец, воспитывавшийся в своей стране до четырнадцати, пятнадцати лет. Иногда он о ней рассказывал. Говорил, что там красиво и тепло. Но почему-то Марату было легче подавить все в себе, хотя, возможно, он просто привык. Не знаю.

Зато я знала, что не позволю ему прятаться. Не от меня. Это был мой шаг, очень важный шаг, и более того, я почти физически ощущала, как все меняется.

В конце июля у Марата намечалось день рождения. Я никогда его не поздравляла до этого. Ни разу за четыре с лишним года. Он всегда отмечал его с Оксаной, а подарок...что я могла подарить? Насчет подарка своими руками...пфф. Мне это казалось низким и недостойным.

Сейчас мы праздновали вместе. И я готовила подарок, пусть и на деньги Марата. И первым делом ноги понесли меня...в библиотеку. Нашла информацию о Чечне, всякие легенды, историю. И зацепилась за одну мысль. Возможно, у меня нет своих денег, я не могу купить дорогой подарок, но я могу сделать...кое-что, что Марат не сможет проигнорировать. Влетит мне или нет - другой вопрос.

В день его рождения днем я поехала к нему в офис. Столкнулась на входе с Плетневым, вежливо кивнула и спросила:

– Марат у себя?

– Да, иди. Он один.

Я благодарно улыбнулась.

– Спасибо.

Он действительно работал, с головой зарывшись в толстые папки. Увидев меня на пороге кабинета, Марат удивленно поднял брови.

– Ты что здесь делаешь?

– Просто приехала.

Закрыла дверь, бросила сумку на стул и нащупала в кармане маленький пакетик.

– Зачем?

– С днем рождения поздравить.

Он отложил документы в сторону, на спинку кожаного солидного стула откинулся и с любопытством меня оглядел.

– Да ну? До вечера нельзя было подождать?

– Нет.

– И...где подарок?

Было почему-то слегка боязно. Даже странно. Я - и боюсь. Размякла от хорошей жизни - трясусь по каждому поводу, причем такому незначительному. Мысленно взяла себя в руки и приблизилась к столу, вклинившись в узкое пространство между столешницей и стулом.

– Вот. Держи.

Марат с любопытством и слегка восторженным удивлением поглядел на бархатный мешочек.

– Что там?

– Открой.

Через несколько секунд у него на ладони оказалась платиновая цепочка с кулоном в виде морды волка. Марат поудобнее перехватил цепочку, чтобы лучше разглядеть украшение. А потом вопросительно поднял на меня глаза, безмолвно спрашивая...о чем-то.

Я сглотнула, оттолкнула стул ближе к стене и села Марату на колени. Медленно собрала волосы и отодвинула их в сторону, открывая заднюю сторону шеи. И как назло, Марат молчал долго. Очень долго.

Наконец, он, едва касаясь, провел кончиками пальцев по рисунку и покрасневшей коже вокруг. Меня пробила дрожь, пробежав тонкой змейкой по позвоночнику.

– Волк.

– Волк.

– Один в один, - он еще раз поглядел на кулон.

– Мастер старался.

– Я предупреждал тебя о татуировках.

– Последняя.

Он еще раз погладил татушку прохладными пальцами.

– И что ты скажешь в свое оправдание?

А оправдание готовила долго.

Я расстегнула хлопковую рубашку, слегка спуская ее с плеч и открывая вид на другою татуировку, вившуюся по позвонкам.

– Волк сверху.

Через минуту я кожей почувствовала прохладу его смеха и улыбнулась. Марат аккуратно надел мою рубашку назад и поднялся со стула, поднимая меня.

– Одевайся и поехали. Саш?

– Да?
– оторвалась от металлических заклепок.

– Застегнешь?
– и он протянул мне цепочку.

Застегнула, правда, для этого мне пришлось встать на носочки, а Марату - сильно согнуться. Было непривычно смотреть на него так, встречать глубокий и настолько внимательный взгляд, и я поспешила к выходу, пряча глаза, но в дверях меня снова остановили, развернув к себе лицом. Мужчина глубоко поцеловал меня, коснулся уголков губ и под конец чмокнул в нос, заставив неистово покраснеть.

– Спасибо.

За всю свою жизнь так я больше не краснела.

В коридоре мы снова столкнулись с Плетневым, который нам кивнул, мельком поглядел на переплетенные руки и вскользь поинтересовался:

– Уезжаете?

– Да, - ответил Марат.
– Домой. Праздновать.

– Ты завтра приедешь сюда?

Мы переглянулись.

– Нет, - наконец, сказал чечен.
– У меня отпуск.

Глава 29.

С отъезда Оксаны прошел месяц. Конечно, она звонила и мне, и Марату, но ее звонки скорее, веселили, нежели реально напрягали. Меня, во всяком случае. Что особенно радовало - Марата они доставали конкретно. Если мне Ксюша рассказывала о достопримечательностях, культурных новинках и интересных историях, что произошли с ней и ее мамой, то Марат выслушивал полноценное нытье, дополненное жалобами на несправедливость мира.