Трудные дети
Шрифт:
– Ты всегда работаешь, Марат!
– воскликнула она с обидой.
– Почему я должна ехать одна? Давай вместе, вдвоем, ну?
– Ксюш...
Такое продолжалось пару дней. Потом, наконец, ее уговорили и она уехала. На пару недель, как заверили Оксану, но Марат сказал, что, возможно, решение проблем затянется на более долгий срок. Я только рада.
– А вот улыбку могла бы сделать не такой ослепительной, - прокомментировал он мою радость от новости об окончательном отъезде принцессы.
– Изобразила хотя бы сочувствие для приличия.
Я гортанно рассмеялась, откинув голову. Еще чего. Он теперь мой. Полностью. На две
Сразу после тот как отвез жену в аэропорт, Марат с одной спортивной сумкой, в которую сложил самые нужные и необходимые вещи, приехал ко мне домой. Было четыре утра, я еле глаза разлепила, чтобы его встретить. Не до конца понимала, зачем он туда-сюда ходит, что раскладывает, но послушно положила вторую подушку в кровать.
– Ты со мной?
– хриплым голосом уточнила я.
– Да.
– А дом? Кто там будет?
– Я договорился с домработницей. Она раз в три дня будет убирать квартиру.
Марат широко зевнул, потер слипающиеся глаза и подтолкнул меня по направлению к кровати.
– А если Оксана позвонит, а тебя дома нет?
– Я попросил ее звонить на сотовый.
– Слишком много работаешь?
– невинно улыбнулась, и без того догадываясь, какой ответ. Все-таки она такая дурочка. Марат многозначительно поглядел на меня из-под густых бровей и с облегчением улегся под одеяло.
– Все ясно. Работяга моя.
Он мягко улыбнулся, притянул меня к себе, уткнувшись носом в шею, и через несколько минут размеренно и глубоко задышал, согревая меня своим горячим дыханием. Это было слишком хорошо, и поневоле я начала привыкать.
Оксана снова уехала не вовремя. Или в самое время - с какой стороны посмотреть. Именно в тот момент мы с Маратом нуждались друг в друге. Появился не просто секс, нужда, удобство, появилась, своего рода, потребность...какая-то глубокая и правильная. Отличающаяся от всего того, что мне хотелось от жизни. Кто бы мог подумать, что мне станет необходимым просыпаться "не одной". Не просто "не одной" - с таким же успехом можно завести кота или собаку, и будет тебе счастье. Нет. Мне стал необходим Марат. Я просыпалась и видела его, засыпала и тоже видела его. Я привыкала и привыкла к тому, что на кухне он работает, просматривает какие-то бумаги, а я суечусь рядом, делая свои дела. Я привыкла даже к постоянно-периодичным звонкам на его мобильный и могла с точностью сказать, кто звонит и по какому вопросу.
В какой-то степени даже сам Марат стал жить моей жизнью. Теперь он точно знал, с кем я учусь, общаюсь, в каких отношениях состою. У меня были знакомые, так называемые друзья, хотя за друзей я их не считала. Но были такие люди, с которыми я могла бы прошвырнуться по магазинам или выпить кофе. Одна поправочка - если бы я в этом нуждалась.
Но Марат знал о них всех, а я знала обо всех его знакомых. В то время мне трудно было по-настоящему оценить особую степень доверия и единения, образовавшуюся между нами. Я не ценила, вернее, занизила ее стоимость. Мне казалось, что это так же нормально и обыденно, как и все остальные вещи, которые я получила, проникнув в цивилизованный мир. У меня не было еды, жилья, возможности учиться, книг. Я не знала, что такое радость, уверенность в завтрашнем дне, удовольствие. И узнала обо всех этих вещах только здесь, рядом с Маратом. И наше единение я приравнивала к...ну, уверенности в завтрашнем дне. Крайне полезная и приятная штука, которая доступна всем или почти всем.
Я проникла еще глубже, если такое вообще возможно. Я проникла даже туда, куда боялся заглядывать сам Марат.
Он же чеченец. Родившийся в Чечне, воспитывавшийся в правильной, по их законам, семье. Мне так казалось из его немногословных рассказов, которые состояли из пары-тройки рубленых предложений. Я знала, что его отец любил его мать, она была его первой и единственной женой. Больше он не хотел. Я знала, что его отец учил Марата многим вещам - это проглядывалось в изменяющейся тональности голоса, в которую прорывались глубокие, спрятанные воспоминания. Но стоило копнуть глубже, как Марат закрывался. Захлопывался, как мерзкая раковина, и мне хотелось стукнуть его по башке и заявить, что он упрямый дурак.
Но я же не таран, и такой способ с Маратом никогда не прошел бы. Приходилось действовать мягко, нежно, ловя мужчину в такие моменты, когда он больше всего уязвим. Это два состояния: пьяный Марат и пресыщенный Марат. Ну а так как пил он редко, то оставалось лишь второе. Другое дело, что после секса уже мне не хотелось говорить и о чем-то спрашивать.
Я садилась на Марата верхом, легонько его целовала и гладила. Очень нежно, бережно - касаясь совсем не так, как в порыве страсти. Любила перебирать его волосы, и мужчина чуть ли не мурлыкал от удовольствия. Он почти засыпал, откидывая мне голову на ладонь, а я, как кошка, калачиком сворачивалась у него на груди, убаюкиваясь мерным стуком уверенного и надежного сердца.
– Скажи что-нибудь, - шепотом, еле слышно попросила я. Такой момент не хотелось портить громкостью.
Марат зарылся в мои волосы, наматывая черные пряди на крепкие пальцы.
– Что сказать?
– Не знаю. Что хочешь. Скажи что-нибудь по-чеченски.
В такие моменты он не злился и не нервничал. Полумрак и нежность успокаивали нас обоих.
– Что?
– Что угодно. Хочешь, даже ругайся на меня, - щекой потерлась о короткие темные волоски на его груди.
– Только тихо. Не шуми.
В первый раз он не ответил. Во второй - весело хмыкнул. Но я же упертая. В третий раз он сказал пару слов. Позже - мог минут пятнадцать о чем-то мне рассказывать, смеясь над моим растерянным, озадаченным и очень серьезным выражением лица. Я ни слова не могла понять, тарабарщина какая-то, но мне нравилось слушать то, как он говорит. И я изо всех сил это делала. Не понимала - чем безумно мужчину развлекала - но слушала.
– Перестань хмуриться, - Марат протянул руку и разгладил бледный лоб.
– У тебя такое лицо сразу...интересное становится.
– Не смешно. Я вот выучу английский и тоже что-нибудь тебе скажу. А ты не поймешь.
– Я знаю английский.
– Знаешь, да?
– расстроенно протянула я. Учить еще один язык мне не хотелось.
Чечен понял причину моего разочарования и подавился смехом, получив от меня кулаком по ребрам.
– Знаю.
– А немецкий?
– Знаю.
– Французский?
Он покачал головой, заставив меня расплыться в загадочной улыбке, кроющейся в уголках губ и глаз.