Трудоголик
Шрифт:
Его изображение исчезло, я с опаской заглянул в окно. Все детали реактора принялись сверкать, перемещаться, цепь сама собой поднялась и встала на место, разломившийся графитовый стержень собрался вместе и впился между топливных сборок.
Лампы на реакторе перестали мигать — какие-то погасли, какие-то стали гореть ровным светом. Общая подсветка в зале и в капсуле стала сильно тусклее.
— Ну что, выполнили работу? — расплылся в улыбке Энтон. — Я рад, что всё так закончилось. Как ты, не сильно устал?
— Ну чувствую
Он с пониманием кивнул и уткнулся в бумажку.
— Насколько я вас знаю, у каждого есть дневной лимит использования Способности. Сейчас, тут было что-то такое… А, вот. «Манамны к?рсэт» — покажи остаток силы.
— Мана, — усмехнулся я. — Отлично!
Я снова вызвал семиугольник, нарисовал рамочку, пробормотал фразу.
— [Манамны к?рсэт]!
[8,1/10]
— Целых восемь и одна десятая из десяти! Больше четырёх пятых осталось.
Энтон изменился в лице, его вид стал немного испуганным. И, что более меня насторожило — разочарованным.
— Сколько? Всего десять очков?! И потратил пятую часть! Не… Не может быть, что за фигня…
— Ты объясни?
— Ну, слушай, я думал, что будет больше, — ухмыльнулся Энтон. — Ты от пары простейших команд потратил пятую часть дневной нормы… Что-то не так тут.
— А сколько должен был?
— Ты первого поколения, блин! — раздражённо сказал он. — Тебе почти семьсот лет! Они все перезваниваются сотню раз в день — и ничего. Я не в курсе точно, какая здесь единица измерения, но ясно, что ты должен был потратить десятые, нет, сотые или тысячные доли процента. Я сам видел, как Первый останавливал тайфуны, переносил города с места на место…
— Ну, сорян.
— Может, потому что в бункере?
Энтон зачем-то посмотрел на потолок, задумчиво почесал подбородок.
— Возможно. Но вряд ли. Что-то мрачное и нехорошее чувствую я.
— Йоды языком говоришь ты. Бага какая-то?
— Где?!
Он схватился за ствол и заозирался по сторонам.
— Да успокойся ты! Говорю, может, не знаю, ошибка в Алгоритмах?
Мой спутник успокоился, кивнул, затем хлопнул меня по плечу.
— Ладно, ты тоже прости. Ты не виноват. Разберёмся потом. Теперь помоги мне, выбираться отсюда на поверхность не так уж легко.
Я посмотрел на капсулу — единственное место, которое связывало меня с моей прошлой жизнью, взвалил на плечо мешок, вручённый Энтоном, и последовал за ним.
Мы прошли через лабиринт ящиков к большому арочному входу, который был перегорожен куда более современной бронированной дверью. На толстенной чугунной двери был срезан замок, я не стал спрашивать, чем именно, хотя заглянуть в тот тяжеленный мешок, который я нёс на горбу, так и подмывало.
Энтон включил фонарик — электрический, но горевший очень тускло, Энтон пробормотал.
— Мда… Ну и батарейки здесь. Хватает
— А на этой… на твоей планете, как было, лучше?
— Да в любых мирах лучше было! Даже на Гмон-Яне.
Он упорно называл планету — «миром», я решил этому последовать.
— А ты в скольких мирах был?
— В четырёх, — сказал он. — Родился и до сорока лет лет — на Рутее, потом большую часть жизни — на Дарзит. Степи, пустыни, эх, хорошо там было. Там я и узнал эту легенду, о Спящих, вроде тебя. Но у нас была семья… жена… Содержала приют для таких же, как я. Эх, её не стало одиннадцать лет назад.
— Соболезную.
— Да. Потом я решил, что пришло время, понимаешь! Отправился сначала на Гмон-Ян, родную планету гмонни. Там шесть лет проискал. Шесть лет в чертовых горах, в пустынях и пещерах! Последний год понял уже, что бесполезно — ждал попутку сюда. А потом — три года здесь. Твои Инга с сотоварищами глубоко тебя запрятали.
Инга. Меня снова словно резануло — вроде бы близкий человек, а так со мной обошлась. Где она теперь? И кто она теперь — друг, спасший меня от какого-то врага? Или, наоборот, враг, попытавшийся обезопасить себя?
Я замотал головой, отгоняя мрачный мысли. Потом. За аркой была пара залов поменьше — сырых, с проржавевшими железными панцирными кроватями вдоль стен, а дальше в стене — узкая, низенькая дверь. На стене висел выцветший портрет — странный носатый и бородатый мужик, слегка похожий на неандертальца. За ней оказалось ещё одно помещение. Луч фонаря высветил столы, полки, какие-то истлевшие мешки — пластиковые и холщовые. Многие были разорваны — похоже, недавно.
— Кухня! — догадался я. — Слушай, жрать хочу — не могу. Есть чего?
— Ну, точно не из этого. Сейчас на солнышко выберемся — и поедим. Рюрик, если всё хорошо, нам обед приготовил.
За кухней оказался пролом в стене, а за ним — долгожданная лестница наверх. Сверху шёл тусклый свет. Шли пролётов семь или восемь, периодически пробираясь через завалы. Один из пролетов обвалился, и идти пришлось по узкой полоске сбоку. Чтобы скоротать время, я продолжил разговор:
— Ты сказал, что не всё.
— Что — «не всё»?
— Что была какая-то ещё цель. Кроме бесконечного размножения.
Дядька немного помедлил, затем всё же выдал:
— Ну, моя другая цель — прямо тебе скажу — найти Первых, они все делись куда-то. А мне от них надо кое-чего. Я подумал, что если кого-то из вас, Спящих, разбудить раньше срока — то они на звон придут, дадут о себе знать, вот так. Хотя они мне все не нравятся, да, даже батя мой. Давно с ним не разговариваем уже. И помогать мне отказался. Странные все такие стали. Я не знаю — куда все они делись. Может, ты скажешь?
Цель отлично пересекалась с моим желанием найти Ингу и получить ответ на вопрос: «Зачем?». Но я на всякий случай уточнил: