Труды по россиеведению. Выпуск 4
Шрифт:
Убежден: некая ключевая тема. Так всегда было в истории. У первых инакомыслящих – «соблюдайте свою конституцию» (советскую, другой тогда не «стояло»), у более поздних – права человека (правозащитники), у диссидентов-почвенников – вернуть Россию на пути органического развития, у инакомыслящих-социалистов – подлинный (с человеческим лицом и/или ленинский) социализм и т.д. Кстати, и у русского освободительного движения конца XIX – начала XX в. была тема, скреплявшая все остальные: долой самодержавие. И Февральская революция стала осуществлением этого долгожданного и выстраданного поколениями «долой» (как это ни покажется парадоксальным – сама историческая русская власть тоже поработала над этим «долой»; об этом читайте у Н.М. Коркунова: самодержавие самоограничивалось и «конституционализировалось»).
Ну, так какую тему мы можем предложить в качестве главной? – Изменение Конституции. Всего-то, скажут мне. Во-первых, все эти конституционные и вообще правовые штучки для русских не имеют существенного значения. Мы-де нация не правовая и т.п. Во-вторых, она и так имеется в программе оппозиции. Да разве власть пойдет на это, а у нас пока еще сил недостаточно.
Однако речь не об этом. Кто же станет спорить с этими возражениями. – Но на что «натыкаются» призывы к честным, нефальсифицируемым выборам, к изменению социальной политики государства, к отказу от все более репрессивной политической практики и «бассманного» правосудия? – На власть – полицейски-агрессивную, жесткую, претендующую на регулирование чуть ли не всех сфер жизни человека и общества. В общем – на власть самодержавную. – Что ж, тогда: долой самодержавие? Как и встарь (да, ведь и слышно уже это).
В том-то и дело, что: нет. Призыв к свержению (в жесткой или мягкой форме) царского самовластия имел хоть какой-то raison d’etre, поскольку эта власть до 1906 г. имела сомнительную правовую природу, а в период 1906–1917 гг., хоть и обрела ее, но в полной мере ни царизм, ни общество не осознали этого (если бы «догадались», катастрофы не произошло бы). – Сегодняшнее самодержавие – президентское – на 100% имеет конституционную, т.е. правовую природу. Однако ведет себя по преимуществу как вотчинный царек пятисотлетней давности. Правда, используя современные политические, информационные и прочие технологии. – И тем не менее это – власть, повторим, конституционно-правовая. Потому – не «долой».
Тема правового изменения, конституционной трансформации должна быть поставлена в центр оппозиционной программы, быть ее «гвоздем». Власть необходимо «укротить», лишить ее тотальных потенциалов. Россия, чтобы вновь не опрокинуться навзничь, нуждается в переходе от монархической системы к полиархической (кстати, одним из вариантов является конституционная монархия, но нам еще до такой модели расти и расти). В этом историческое содержание современного русского «транзита».
Вторая тема: права человека. Это, напомню, наследие правозащитников, высочайшее достижение русского ума и мужества 60–70-х годов ХХ в. (разумеется, она связана с первой, более того, первична по отношению к ней, но с точки зрения политической рациональности и логики должна идти вторым номером).
Третья тема: правдивый анализ прошлого. В ФРГ на нем была построена вся денацификация (в широком смысле слова, не только правовая). Почему это так важно, даже неотвратимо? Современный режим, безусловно, имеет опору в широких массах (здесь не важно, что поддержки разных социальных групп, слоев разные – и по силе, и по мотивации). Важнейшей составляющей частью этой опоры является неадекватное представление о прошлом, которое с помощью СМИ внедряется (с успехом) в общественное сознание. Более того, режим находит свою легитимацию именно в этих представлениях. Следовательно, необходимо неправде противопоставить правду. Нужен убедительный, ясный, мужественный мессидж обществу. Практически это должно сопровождаться активной просвещенчески-воспитательной работой.
Четвертая тема: ясное самоопределение России в мире. Это внешнеполитическая тема, но и не только. У П.Б. Струве есть работа 1908 г. («Великая Россия»), в которой он весьма убедительно показывает, как внешняя политика государства определяет его внутреннюю политику. Это была, понятно, неожиданная позиция, вразрез с общепринятой. Но, конечно, Струве прав (это не отменяет правильности и общепринятой). – Заметим, как меняется наша внутренняя политика вслед за внешней. Так вот, мы должны определенно заявить: каков внешнеполитический вектор России. С какими цивилизациями нас объединяют ценностные основы, с кем нам стратегически выгодно союзничить? Думаю, ни у кого сомнений нет: при всех наших сложностях и особенностях это евроатлантическая ориентация. Пора заканчивать всякие игры с «восточничествами». Такой подход не отменяет элементов «Realpolitik», не настраивает нас против Китая, исламского мира и т.д. – Не менее существенной частью нашей ориентации является позиция по наследию СССР, СНГ и т.д. Что мы здесь хотим и можем? Главное – Украина.
В этой программе также должно быть сказано, что именно необходимо преодолеть. – П.Б. Струве гениально заметил: на Западе идея социализма – регулирование в условиях перепроизводства и совершенно несправедливой, по сути разрушающей основы общества системы распределения-потребления. На историческую сцену является социал-демократия, профсоюзы и кейнсианство. Они упорядочивают рынок, минимизируют его издержки, делают государство социальным, профсоюзы важнейшим субъектом политики etc. В то же время «недостатки» социализма купируются господством частной собственности, рыночной конкуренции, политической и экономической мощью капиталистического класса. Национализация и приватизация становятся двумя разными сторонами одной медали. Но не социальной альтернативой.
В Россию, говорил Струве, социализм пришел регулировать народное хозяйство в условиях дефицита. Это, кстати, весьма обычный для русской истории способ. Понятно, что черносотенец Сталин годился для этого дела больше, чем международные авантюристы Ленин, Троцкий, Зиновьев. Вообще для Русской Системы дефицит – норма, а не «слабость». Она может функционировать в условиях вынужденной «диеты». Накопление потребительского жирка усложняет жизнь Системы, поскольку за этим следуют: а) рост ожиданий (потребительских запросов), и как бы эти запросы ни удовлетворялись (хуже, лучше), они всегда превышают получаемое; аппетит приходит во время еды, тогда и начинают говорить о дефиците; при Пахане помалкивали, там на кону была жизнь, а не живот; в этом смысле проще было; здесь корни сталинолюбия нынешней Популяции; б) усложнение всех сфер и отношений социальной жизни, появление новых общественных сил, интересов; запрос на информацию, изящные искусства, спорт, туризм, самодеятельность и самостоятельность; отсюда рукой подать до инакомыслия и инакоповедения; а по пятам за всем этим крадется «разврат»; недаром и Замятин, и Оруэлл «разлагали» тоталитаризм с помощью эротизма.
Гайдар-чубайсовский капитализм 90-х – это отказ от регулирования в условиях дефицита. Пусть само все образуется. На деле это оказалась «прикрытием», за которым последовало молниеносное обогащение кучки властителей и проходимцев. При этом на «дуван» кинулись не только «жадною толпой стоящие у трона», но и многомиллионные массы (не все конечно) бывшей «новой исторической общности». Им, правда, досталось немного либо вообще ничего. Однако здесь важна сама интенция – «сарынь на кичку».
Когда передел – в общих чертах – достиг определенного насыщения (заметим: русский социально-хозяйственный передел никогда не останавливается; это к нему удивительно подходит: «движение все, конечная цель ничто»; если когда-нибудь «конечная цель» станет реальностью, то закончится русская общественная реальность; останутся одни «реальные пацаны», а это при всей их завораживающей брутальности-витальности маловато для социальной жизни), явился В.В. Путин. На смену толстому мальчику Тимуру (Егору) и его команде пришел ленинградский паренек с рабочей окраины («за фабричной заставой, где закаты в дыму, жил парнишка…») с отрядом чекистов-международников. Советская власть выучила и дала все, что могла, этим детям рабочих. И они остановили совершенно безответственный грабеж родины. Они приступили к делу ответственно. Путинская система – это комбинация регулирования и рынка в условиях дефицитарно-бездефицитарной экономики. То, что имеется в наличии (включая и наличку), подлежит регулированию. В смысле перераспределения в пользу регулировщиков. То, чего в наличии нет и что составляет дефицит, отдано, как и в 90-е, «рыночной стихии». Там ему место.