Труженики моря
Шрифт:
Прошло каких-нибудь полчаса после появления этого паруса в виду извозчика, как один штукатур, возвращаясь с работы из города и огибая Пелейскую топь, очутился лицом к лицу с судном, смело лавировавшим между скалами. Ночь была темна, но море было светло, и можно было видеть суда, ходившие взад и вперед по морю. В море было на этот раз только одно судно.
Немного попозже видел эту лодку один собиратель морских раков; видели ее и другие.
В половине десятого один рыбак заметил, что эта лодка подвергалась большой опасности.
В ту минуту, когда всходил месяц, при полном
Когда луна зашла за колокольню церкви Св<ятого> Петра в лесу, то сержант Шато-Рокэна, поднимая половину лестницы подъемного моста, разглядел в устье бухты, подальше Гот-Канэ и поближе Самбюла, парусную лодку, шедшую, по-видимому, с севера на юг.
Есть на южном берегу Гернсея, позади Пленмона, в глубине бухты, состоящей из одних лишь пропастей и стен и окаймленной чрезвычайно крутыми берегами, странная гавань, которую называют. «Гавань в четвертом этаже». Эта гавань есть площадь на скале, иссеченная отчасти природой, отчасти искусством и соединенная с волнами посредством двух толстых параллельных досок, положенных наклонно. Лодки, вытаскиваемые рабочими при помощи цепей и блоков, поднимаются из моря и опускаются туда по этим доскам, похожим на рельсы. Для людей есть лестница. Эта гавань часто посещалась контрабандистами: она представляла для них большие удобства.
Около одиннадцати часов несколько человек из них, быть может, те самые, на которых рассчитывал Клубен, находились со своими тюками на вершине этой площади. Контрабандисты всегда бывают чутки, и они были настороже. Они удивились, видя парус, вдруг появившийся из-за черного очертания мыса Пленмона. Ночь была месячная. Контрабандисты стали следить за этим парусом, опасаясь, что <это> какой-нибудь береговой страж, отправляющийся в засаду, чтобы подстеречь их за Большим Гануа. Но парус миновал Гануа и погрузился в бледной мгле на горизонте.
— Куда бы могла идти эта лодка? — сказали контрабандисты.
В тот же вечер, вскоре после заката солнца, кто-то постучался у дверей домишка Бю-де-ла-Рю. То был мальчик в коричневом кафтане и желтых чулках, обличавших в нем маленького приходского писаря. В домишке двери были заперты; ставни закрыты. Старая торговка морскими плодами, ходившая по берегу с фонарем в руке, окликнула мальчика, и они обменялись перед Бю-де-ла-Рю следующими словами:
— Кого надо, малый?
— Здешнего хозяина.
— Его нет дома.
— Где же он?
— Не знаю.
— Будет ли завтра?
— Не знаю.
— Уехал он, что ли, куда?
— Не знаю.
— Потому, вот видишь ли, бабушка, новый ректор здешнего прихода, преподобный Эбенезер Кодрэ, хотел бы его навестить.
— Не знаю.
— Его преподобие послал меня спросить, будет ли хозяин этого дома у себя завтра утром?
— Не знаю.
X
Лодка, замеченная со многих точек гернсейского берега в течение предыдущего вечера, была бот.
Жилльят выбрал себе дорогу вдоль берега. Этот путь был опасный, но прямой. Ему необходимо было как можно скорее явиться на помощь машине, которой ежеминутно грозила опасность.
Оставляя Гернсей, Жилльят старался всеми силами не обратить на себя внимания. Он улизнул тайком, словно бежал от преследований. С тою же целью Жилльят избегал восточного берега, чтоб не пройти мимо Сен-Сампсона и порта Сен-Пьер. Он проскользнул, можно сказать, невидимкой вдоль противоположного, малонаселенного берега. Между скалами ему пришлось гресть, но Жилльят владел веслом, согласно гидравлическому закону, то есть опускал его без шума и поднимал без плеска. Поэтому он мог плыть в темноте и очень тихо, и очень быстро. Смотря на этот бот, можно было подумать, что он идет с какими-нибудь дурными замыслами.
Дело же было в том, что, пустившись сломя голову на предприятие почти невозможное и рискуя жизнью без малейшей надежды на успех, Жилльят боялся соперников.
На рассвете в беспредельном пространстве моря можно было видеть два предмета, расстояние между которыми все более и более уменьшалось. Одним из этих предметов была парусная лодка, а в ней Жилльят. Другой предмет, неподвижный, колоссальный, мрачный, походил на чудовищные ворота.
Утренний свет разливался все более и более на востоке, белизна горизонта увеличивала черноту моря. На другой стороне неба садилась луна.
Чудовищные ворота были скалы Дувра. Масса, которая торчала между ними, — была «Дюранда».
Скалы, еще мокрые от вчерашней бури, казались вспотевшими. Ветер стих, море слегка волновалось, кое-где из-под воды виднелись рифы, о которые живописно разбивались волны. С открытого океана доносились звуки, походившие на жужжание пчел.
Жилльят, быстро работая веслами, все плыл, на нем была его обыкновенная морская одежда — шерстяная рубашка, шерстяные чулки, башмаки с гвоздями, вязаная куртка, толстые штаны с карманами; а на голове красный колпак.
Было уже совершенно светло, когда он приплыл в воды рифа. Он входил сюда осторожно и часто бросал лот.
Ему нужно было найти удобное место, чтобы пристать и выгрузиться, так как с ним были мешок сухарей, мешок муки, корзинка с сушеной рыбой и копченой говядиной, большая манерка с пресной водой, норвежский пестрый ящик с несколькими рубашками, просмоленным верхним платьем и бараньей шкурой, служившей ему ночным одеялом.
Отправляясь из Бю-де-ла-Рю, он сложил все это на дно бота и прибавил еще свежеиспеченный хлеб. Торопясь в путь, он захватил с собою, для предстоящей ему тяжелой работы, только кузнечный молот, топор, топорик, пилу и веревку с узлами и крюком. С подобной веревочной лестницей и умением ею пользоваться искусный моряк взлезает на самые страшные крутизны.