Туда и оттуда
Шрифт:
– Я уже говорил вашим вожакам о своих намерениях. Но их жалкий разум не в силах постичь великие замыслы, поэтому я скажу прямо - я желаю, чтобы вы отдали в мои руки могущественный талисман, дабы мог я стать...
– Еще один властелин мира выискался, - вздохнул Гил.
– Как они мне надоели... во всех мирах и во все времена.
– Вы отказываетесь?
– грозно сверкнул очами Курон.
– Так узрите же, какова участь дерзких! И устрашитесь!
– и он, наставив конец посоха на Майка, произнес длинное и местами неприлично звучавшее слово.
– Чего?
– обиделся Майк.
– Сам дурак!
На лице Курона отразилось недоумение. Он слегка сник, повертел свой посох, потом расправил плечи, сдвинул брови, и приготовился изречь еще что-то. Но тут Барри, которому надоел этот неприятный тип, угрожавший хозяину и его друзьям, сорвался с места, подскочил к магу и толкнул его передними лапами в грудь. Курон нелепо взмахнул руками, потерял равновесие и свалился под откос в болото.
Путешественники выскочили на гребень насыпи, и тут их глазам явилась удивительная картина. Курон не тонул в болоте, как можно было закономерно предположить. Он, спеленутый по рукам и ногам какой-то белесой паутиной, был уносим по направлению к островкам десятками зеленых не то лап, не то рук, высунувшихся из трясины. Над болотом разносились ликующие голоса:
– Маг! Мага поймали! Пусть нам сделает заколдушки! Заколдушки на лягушек! Чтобы жирные были! Чтобы вкусные были! И без комаров!
– Вот тебе и ловушки... точнее, лягушки для сталкера, - сказал Гил.
– Как бы нас за компанию не прихватили.
– Вас мы не возьмем, - ответил ему кто-то.
– Вы не маги.
Непонятным образом удерживаясь на крутизне, на склоне насыпи стоял... трудно сказать кто. Напоминал этот персонаж не то неумело нарисованного зеленым карандашом человечка, не то лягушку в пол-человеческих роста. Мор помотал головой и пробормотал:
– Вроде не пил, а зеленые чертики мерещатся!
– Мы не черти, мы болотники, - возразил зеленый.
– А я здешний главный э-ко-лог, - важно произнес он по слогам.
– У нас нарушено э-ко-ло-ги-чес-кое равновесие, и восстановить его можно только магическим путем.
Приключенцы, потрясенные такой эрудицией, не знали, что сказать. А не столь образованный Керри спросил:
– Что-что у вас нарушено?
– Ну...
– замялся болотник.
– Лягушки съели всех комаров и сами стали дохнуть. А мы ими питаемся. Вот нам и нужны лягушки, чтобы ели все - не только комаров, но и траву, и вообще... Значит, маг требуется. Вот мы его и пригласили. А вас мы не тронем... Мы тихие. Счастливого пути!
И зеленый эколог, сделав сальто назад, исчез под пленкой ряски.
Путешественники быстренько собрались и поспешили убраться прочь - как бы болотники не решили, что им еще кто-нибудь нужен для восстановления э-ко-ло-ги-чес-кого равновесия.
На следующий день они добрались до предгорий, переночевали в чахлом лесочке и двинулись по извилистой дороге через первый перевал. Так, перевальчик. Да и дорога - как гордо ее называли местные немногочисленные жители - была вроде тропы, не сильно протоптанной. К полудню стали собираться тучи, и путешественнички забеспокоились. Тучи явно были грозовые, а пережидать грозу в палатке - удовольствие ниже среднего. А коней куда девать? Не в лесу, чай. Однако им повезло, и у самого перевала обнаружилась здоровенная пещера, обжитая, по всей видимости, поколениями путников. Едва они устроились там, как снаружи полыхнуло, громыхнуло и полилось сплошной стеной. Громыхало, впрочем, недолго, но дождь зарядил серьезный. Как минимум до утра. Посему решено было отдохнуть и заночевать в столь романтическом убежище.
В пещере было сухо и достаточно светло. Ожидание - дело скучное, и Мор предложил расписать пулю.
– У тебя что, карты есть?
– удивился Гил.
– А то!
И Мор продемонстрировал потрепанную колоду. Тут же разрисовали лист в инкином блокноте и поехали. Играли на интерес. Через полтора часа выяснилось, что Мору сказочно везет. Гил еще более-менее держался, но Дракону не везло просто катастрофически. Майк опережал его ненамного, а потом и вовсе прикупил на мизере.
– Просто разбойничий вертеп, - сказала Тайка, подходя к игрокам. Композиция весьма напоминала известных охотников за завтраком.
– Тут и кони, тут и карты, тут и мечи.
– Сейчас они зазвенят, - сообщил Гил, считая взятки. По условию, двое проигравших должны были подраться до пяти очков. Дракон уже поглядывал на свою катану.
Майк и Дракон скрестили мечи очень картинно - только что искры не полетели. Оба показывали класс фехтования, но при этом помнили, что в руках у них боевое оружие, а головы не защищены. Инка наблюдала за ними, откровенно любуясь. В конце концов счет стал уже 5:3 в пользу Майка, и поединок завершился.
– Ничего, реванш за мной, - пообещал Дракон.
– Класс! Жалко, нет фотоаппарата. Представляете, картина: "Архангел Михаил поражает Дракона Михаила"?
– веселилась Инка.
Тут раздался грохот и вопль, сильно смахивающий на боевой клич. Парни снова схватились за оружие, а Тайка едва не уронила гитару. На валуне возникла фигура довольно странная на вид, кто-то вроде гнома. Ростом чуть пониже Инки, но повыше Тайки, необыкновенно широкоплечий, в коричнево-красной куртке с длинным капюшоном, со щитом и секирой в руках.
– Дракон?
– громко завопил он.
– Выходи! Где ты?
– Ну, я Дракон, - сказал вышепоименованный персонаж, опуская катану.
Гном подозрительно осмотрел Дракона с головы до ног и спросил:
– А где это... хвост, чешуя?
– Мы сегодня так, по-простому, - вкрадчивым тоном ответствовал Дракон. Тайка закрыла лицо руками, плечи ее дергались - она смеялась. Инка едва удерживалась, чтобы не завопить от восторга.
Гном недоверчиво покрутил головой, спрыгнул с камня и осторожно направился к Дракону.
– А чего в черном?
– Так - ноблес оближ!
И величественно завернулся в плащ. Гном подозрительно осмотрел его, обошел кругом, чуть ли не понюхал. Барри предупредительно рыкнул. Наконец гном опустил свою секиру, закинул за спину щит и представился. Звали его Эйкин, что было сокращением от имени Эйкинсхьяльди. Все по очереди запутались в этом скандинавообразном имечке, кроме Керри.
Уяснив, что среди путников нет ни крылатого огнедышащего монстра, ни зловредных колдунов, Эйкин возрадовался и поведал свою историю. Говорил он многословно и цветисто, высоким штилем, иногда переходя на ритмическую прозу. Суть же была такова.