Туда и оттуда

Автор неизвестен

– Что, Инку звать?
– спросил Керри.

– С дуба рухнул?
– ответил Гил.
– Не Инку - Уголька!

– А этот, в центре? Он же поджарится!
– заметил Мор.

– Эй!
– закричал Керри окруженному человеку, размахивая руками.
– Выбирайся оттуда! Скорее!

Ледяные воины, не обращая внимания на наших маньяков, целенаправленно старались поразить того, кого окружили. А тот одним прыжком вскочил на щит ближайшего врага и с размаху рубанул его по шее. Меч застрял, но человека силой инерции швырнуло дальше, через голову противника,

и он даже извернулся приземлиться на ноги. Майк схватил его за руку и рванул в сторону, крича во всю глотку:

– Уголек! Огонь!

Черная змеюка, трепеща крылами, спустилась пониже и дала залп изо всех огнеметов. В воздух с шипением взметнулись клубы пара. Наши герои вместе с нежданным союзником рванули подальше от этой бани. Когда пар рассеялся, на месте недавнего побоища расплывалась большая лужа, растворяя студнеобразные останки нетварей. Проморгавшись, Майк понял, что лежит в очень неудобной позе, а подняться ему мешает завернутая за спину рука, которую аккуратно придерживает спасенный незнакомец.

– Ты чего на него?
– вскинулся Мор, нацеливаясь шпагой. Остальные последовали его примеру, а Гил положил на тетиву очередную стрелу. Незнакомец повернул голову и оглядел новую напасть. На его черном от сажи и пыли лице ярко блестели светлые глаза. Потом он усмехнулся и отпустил Майка. Тот поднялся, отряхиваясь.

В пяти шагах от них приземлился Уголек и сокрушенно протянул:

– Ну вот, весь огонь кончился... Когда еще теперь накопится...

Четверо маньяков с уважительной опаской разглядывали незнакомца. Тот был совершенно непохож на Конана-варвара в исполнении Шварценеггера - стройный, немного пониже Майка, худощавый, невероятно быстрый. Одет он был на варварский манер, да еще облачен в кожаный доспех, в разорванном вороте рубахи поблескивал "молот Тора", на руках - наручи из толстой кожи, усаженные шипами, пояс из тускло серебрящихся металлических пластин, видавшие виды мягкие сапоги. Чуть поодаль валялся тощий заплечный мешок и потрепанный плащ.

Самое странное, он даже не удивился, когда увидел в сборе всю компанию - четырех разнообразно вооруженных парней, юркого демона, солидного гнома, дракончика и четырех не менее маньячных девиц. Майк не удержался и тут же поделился своим восхищением - оказывается, трюк, проделанный северянином, был тем самым "геройским прыжком лосося", и Майк впервые видел его в натуре. Герой усмехнулся и представился - Эйнар Белый Волк.

За едой помалу разговорились, и выяснилось, что Эйнар странствует в поисках некоей вещи, позарез необходимой в далеком северном королевстве. Ну и еще ищет кое-кого. В лице сдвинутых на германистике и кельтологии приключенцев он нашел благодарных слушателей, способных оценить заковыристую вису и злой нид.

Когда по кругу пошла фляжка эля, Эйнар был уже безоговорочно принят в состав отряда, и не без задней мысли такой воитель обузой не будет. А вот Эйкин об Эйнаре кое-что слышал. Оказывается, Белый Волк был знаменитым скальдом, то и дело попадающий во всякие переделки за свое злоязычие - на

манер Гуннлауга Змеиного Языка, да еще вроде бы подвержен он был берсеркерству. Ну, это проверке не поддавалось, а Инка и Ари были не прочь порасспросить Эйнара о магии. Было у Инки впечатление, что в бою скальд не просто так стихи орал, а что-то вроде щита себе держал. Ари от этого разговора скоро отпала, а Эллен, наоборот, стала прислушиваться.

Потом, как всегда, настал черед песни петь. Это было уже как ритуал - если еще оставались силы после дневного перехода. И тут выяснилось, что Эйнар не только скальд, но и нормальные стихи слагает вовсе недурно:

Серебряный волк, ты волчонком отбился от стаи,

От стаи зверей и людских, кем-то проклятых лет.

Тебя не страшит ни огонь и ни лязганье стали,

Судьба не зависит от воли порядка планет.

И время стареет, одетое в лунном сиянье,

Заброшены храмы, забыли могучих богов.

Закончится путь твой не словом пустым "покаянье",

А музыкой копий да блеском кольчуг и щитов.

Давно он со мной, мой серебряно-серый приятель,

Терпеньем исполнен, он ждет окончанья игры.

В пустеющем замке, суть строгая тень - настоятель,

И, зная свой мир, он слагает иные миры.

И воет он песнь про печаль - оборотную сагу,

Не хочется быть одному, но я буду один.

С Пути не свернуть, по Дороге не сделать ни шагу,

Безликая тьма впереди, за спиной пламя темных Глубин.

Когда не смогу я опять от удара подняться,

Не выдержав зла и обиды напрасных потерь,

Скажу, чтобы дни не тянуть, не позволить себе оправдаться:

"Убей меня, Волк. Мой серо-серебряный зверь."

Эйкин, подумав, встал и не то чтобы запел в ответ, а скорее заговорил нараспев, как хороший сказитель. Голос у него был низкий и глубокий, так что впечатление от сказания было то самое.

С начала времен и во веки веков

Положен суровый закон:

Здесь каждому - радость и горе свои,

А избранным - черный дракон.

А избранным - кровь запекшихся губ,

Непройденный начатый путь,

Большие надежды, большая мечта,

Потом - слезно-стылая муть.

Он должен быть прав, словно волчий вожак,

Без права на долгий разбег,

Без права на старость и жалость других,

Не зная расслабленных век.

Но он - на коне, он - доселе в седле

И путь его прям, как копье.

Он знал, что искал на дорогах своих,

Забыв про покой и жилье.

Встречая луну злым оскалом щита,

В помятой железной броне,

Последний в роду, младший сын Короля,

Волк мчался на сером коне.

Минуло уж долгих несколько лет,

Как, бросив свой замок в горах,

Отправился в путь седьмой сын короля.

Усталость светилась в глазах.

Когда-то давно он был изгнан отцом

За волчий характер и нрав.

Волчонок - прозвали его при дворе,

Но старый Король был не прав.

Сын, преданный всеми, забытый, один