Туфли из кожи игуанодона
Шрифт:
– Я – как ты, милый, – ответила Раиса. – Хотя жаль покидать родимый край. Он нам дал все...
И тут до них донесся тонкий многоголосый стон.
– Что это? – удивилась женщина.
– Я думаю, это мыши. Они выбрали меня королем, а я хочу уехать.
– Вот видишь, – сказала Раиса. – Мыши тоже переживают.
Зазвенел телефон.
– Ах, ну кто нарушает наш покой! – воскликнула Раиса. – Мне так хотелось побыть с тобой наедине.
– Нам предстоит еще множество счастливых дней, – сказал Гамлет. – Может быть, у человека
Он взял трубку.
Звонил профессор Минц.
– Доброе утро, – сказал он. – Простите за беспокойство, но мне, как вашему коллеге, хотелось бы узнать, есть ли результаты.
– Честно говоря, – ответил Гамлет, – результатов пока нет, нулевые результаты. Но я был бы рад видеть вас сейчас у себя дома. И вот Раиса улыбается, ждет вас.
Раиса кивнула. Она все поняла и не возражала. Ей профессор понравился. Солидный мужчина. Если бы не такой добрый, сильный, решительный муж, она бы соблазнила лысенького стариканчика.
А Минц внизу, на улице, отключил телефон и сказал Удалову:
– Корнелий, кажется, опыт удался, и тебе сейчас предстоит узнать его результаты.
Они направились к подъезду панельной пятиэтажки. Минц протянул руку к двери в подъезд, и тут сзади раздался оглушительный визг тормозов.
Рядом замер, покачиваясь, вседорожник.
Дверца открылась, и из него выскочил на мостовую сам Армен Лаубазанц. Охранники выползали за ним, старались построить вокруг шефа живую стену, но Армен их мягко оттолкнул и спросил:
– Ну как, профессор, навестим нашего брата?
– Я вот как раз собираюсь этим заняться, – ответил профессор, внимательно глядя на Армена, ну точно как энтомолог на только что открытого жука, которого хочется занести в Красную книгу, где и без него тесно.
Минц хотел пропустить бандита вперед, но бандит на это не попался, он стал проталкивать Льва Христофоровича в подъезд и при этом, к ужасу охраны, говорил:
– Я тут... понимаешь, хотел как бы извиниться за вчерашнее поведение. Переоценил я себя, блин. Понимаешь, я тут всю ночь базарил, ни в одном глазу. И размышлял, а правильно ли я жизнь свою выстроил? А не надо ли ее переиграть, пока не поздно?
В конце концов они втиснулись в подъезд, и разговор продолжился на лестнице.
– Это у вас с утра такое настроение? – спросил Минц.
– С утра, блин. Ты меня понимаешь?
– Попрошу не тыкать! – вдруг рявкнул профессор к вящему удивлению Удалова и замерших внизу охранников. Даже Удалов не догадался, что слова Минца – часть эксперимента. Он испытывал характер Армена Лаубазанца.
– Простите, Лев Христофорович, – спохватился Армен. – Знаете, как нелегко выдавливать из себя хама! Еще Чехов, простите, этим занимался, но не знаю, удалось ли это нашему великому композитору?
– К концу жизни, – ответил Минц. – К концу жизни наш великий писатель Чехов по капле выдавил из себя раба.
Они подошли к двери в квартиру Гамлета. Но звонить не пришлось. Дверь гостеприимно распахнулась навстречу им. В дверях стояла Раиса – улыбка до ушей, за ней улыбался Гамлет.
– Какие гости! – пропела Раиса. – Как мы рады! Мы рады, Гамлетушка?
Гамлет поцеловал жену в висок, легонько приподняв, отставил ее от двери и прошептал:
– А ну-ка, лапушка, на кухню! Мечи, что есть, на стол.
Раиса довольно пискнула и исчезла.
Остальные вошли в единственную бедную комнату Гамлета. Тот мгновенно сбросил за диван белье и жестом пригласил гостей садиться.
– Впервые вижу тебя, братан, – сказал Гамлет, – вне джипа. Что случилось? Сломалась машина? Враги уехали?
– А черт с ними – с врагами! – ответил Армен. – У меня возникли серьезные сомнения по части смысла жизни. Скажи, хорошо ли угнетать и порабощать других людей, даже если они бандиты? Ведь недаром человечество поклоняется таким людям, которые себя не жалели. Месроп Маштоц, знаешь? Какие красивые буквы придумал, все людям отдал. А скажи, мой брат, ты хороший человек? А? Талантливый! Так зачем мы с Раиской над тобой издеваемся? Смеемся, понимаешь! Ведь мы пальца твоей ноги не стоим!
В голосе Армена кипели слезы, и вокруг все тоже начали плакать, исключая Гамлета. Бывают такие трогательные обращения к народу, которые лучше звучат не на лестнице панельного дома, а с церковного амвона или с трибуны Съезда народных депутатов.
– Спокойно, братец, – сказал Гамлет. – А вы все, рассаживайтесь, сейчас Раиса вас чайком побалует, она у меня хозяйственная и добрая, даром что кажется хамоватой.
– Это я только кажусь! – откликнулась Раиса из кухни. – Извините меня.
– Я подумал, – сказал брат Армен, – что слишком долго засиделся на своем посту. Хватит. Пора заняться чем-то созидательным. Может быть, чеканкой по металлу? Помнишь, брат, как я в Доме пионеров трудился?
– Ты талант, Армен, – согласился Гамлет. – Но я не буду руководить бандой. Пустое дело.
– Но ведь у тебя теперь характер есть? – спросил Армен.
– Ой, у него такой характер! – закричала из кухни Раиса. – Я его железную руку во всем чувствую. Вот он меня сейчас коснулся, когда мимо проходил, и я поняла – меня тронул герой. Настоящий мужчина.
– Настоящий мужчина, – твердым голосом произнес Гамлет, – никогда не опустится до пошлости и угнетения.
– Как я тебя понимаю, брат! – ответил Армен.
– Нам пора, – сказал Лев Христофорович.
Гамлет проводил их с Удаловым до дверей и тихо спросил:
– Не вышел ваш эксперимент? А жаль.
– А почему ты так решил? – удивился Минц.
– Как вы видите, я не стал ни жестоким, ни решительным, ни бережливым.
– Мы с тобой себя не видим, – заметил Минц. – Нас видят окружающие.
Не оборачиваясь, Гамлет тихо произнес:
– Раиса, сейчас же поставь бутылку в шкаф. Ты пить не будешь...
– Ой, я же для гостей!