Туманная река
Шрифт:
— Итак, кому, что не понятно? — спросил Данил Васильевич, закончив рассказ о Бородинском сражении отечественной войны 1812 года.
— Мне не понятно, — не выдержал я своего вынужденного безделья в школе.
— Что именно вам не понятно молодой человек? — удивился историк, по всей видимости, мой предшественник успел насолить даже такому хорошему мужику.
— Можно я к доске пройду? — спросил я вконец ошарашенного педагога.
— Пожалуйте, — пролепетал он и заметно напрягся.
Я подошел к карте сражения, которая висела на доске, взял указку и ткнул в Багратионовы флеши.
— Обратите
Потом я ткнул указкой в батарею Раевского.
— Это батарея Раевского, а это новая Смоленская дорога, между ними расстояние примерно полтора километра.
— Я и сам все прекрасно вижу, — стал заводиться историк, — к чему вы клоните, молодой человек и отнимаете наше время.
— Прицельная дальность пушек 1000, 1300 метров, — продолжил невозмутимо я, — это значит, что смысла французам штурмовать наши огневые точки не было никакого. Дорогу с них не обстрелять. Наполеону было достаточно ударить нам во фланги, вдоль старой и новой Смоленской дороги и взять наши войска в кольцо. Вы же старый фронтовик, как бы в этом случае действовали немцы?
Историк аж крякнул от неожиданности и задумался.
— Да, действительно, — сказал Данил Васильевич, почесывая свой затылок, — а сами вы как полагаете?
— Исходя из того, что историю пишут победители, то Наполеон так и поступил, поэтому, не имея превосходства в силе, он разбил армию Кутузова и взял Москву. И лишь позднее придворные историки Александра первого переписали ход реального сражения.
— И как же мы, по-вашему, в итоге победили в войне 1812 года? — скривился историк, выслушивая мою спорную версию былого.
— Мы победили, благодаря стойкости и героизму солдат, а так же благодаря простому народу, который не жалея сил встал на борьбу с захватчиком. Кстати сказать, Париж брали не регулярные русские войска, а казачья, народная армия под предводительством Платова Матвея Ивановича.
Старый фронтовик на пару минут подвис вспоминая фронт и бои, в которых сам принимал участие. Самое странное, историк никогда нам не рассказывал о своей войне.
— Несите дневник, молодой человек, — сказал Данил Васильевич, — ставлю вам пять, за вдумчивое и внимательное отношение к предмету, но версию вашу я не разделяю.
На перемене как Мегера, ко мне подлетела наша председатель совета отряда Ольга Стряпунина, — вижу ты, Крутов, исправляешься, дошли, наконец, до тебя мои слова, но смотри не возгордись, мы быстро тебя проработаем, — затараторила она.
— Исчезни, курица, не порти настроение, — резко ответил я ей, ненавижу таких людей, которые изображают бурную деятельность, лишь бы на них обратили внимание. Всеми силами прутся во власть и ведь пролезет эта Стряпунина куда-нибудь потом.
— Ты, Крутов, просто не отесанный нахал! — взвизгнула она и исчезла, исполнив мое пожелание.
Тут меня прижала жёлтая жидкость, и я решил навестить укромный уголок, где обычно парни справляли не только естественные надобности, но любили, и покурить и даже выпить. На выходе из специальной кабинки меня ждала троица неприятных мне ребят. Олег Постников и два его телохранителя, два девятиклассника Миша и Гриша. Ребята в целом не плохие, занимались в школе тяжелой атлетикой, но туповатые, поэтому и вписались за мерзавца за небольшой гешефт.
— Какие люди и без охраны, — начал Постный, — Дыня собственной персоной.
Не знаю почему, но недруги меня всегда за глаза называли Дыней, либо это произошло от второй части имени Богдан, либо о того что частенько от меня получали в эту самую дыню.
— Неужели деньги мне решил вернуть? — улыбнулся я, нагло рассматривая прыщавое лицо толстяка.
— Какие деньги, — удивился сынок заведующего продмагом, — что ты гонишь?
— Пока я был в больнице, ты на моих корешей наехал, доставил им неудобства, а неудобства моих корешей стоят дорого, поэтому с тебя тридцать рублей. Сегодня не заплатишь тридцатку, завтра будешь должен тридцать один рубль, счетчик включен, — всю эту брехню, которую я тут же сочинил, слета выдал на неокрепшие умы балбесов скороговоркой.
И пока Миша и Гриша скрипели извилинами, решая вправе ли я поставить Постного на бабки, предводитель тяжелоатлетов сам ринулся на меня в атаку. Это он, конечно, зря затеял, пронеслось в моей голове, так я был и быстрее и опытнее, да и руки у меня были длиннее. Я резко выбросил короткий прямой прямо ему в пятачину, и у свинопотама тут же брызнула кровь из носа. Он закрыл лицо руками и заверещал, — валите его!
Миша и Гриша были и сильнее меня и выше ростом, однако тягать штангу или гирю это не совсем одно и то же чем махать кулаками. И пока они пытались меня схватить за школьную гимнастерку и повалить на пол, я успел одному хлестко пробить в солнечное сплетение, а другого ударить по печени. Стремительная атака нападавших, так же быстро и прекратилась. А дальше в запале я поступил крайне не красиво, с другой стороны не я первый начал, я пробил и первому и второму мордовороту с ноги прямо в дыню. Да, тяжко ребятам придется на фейс-контроле в ближайшие дни.
— В следующий раз будете думать за кого и против кого вписываетесь! — крикнул я им в уши.
И тут дверь распахнулась, и на пороге школьного туалета возникли три добрых молодца, Вадька, Санёк и Толик, все они дружно размахивали самопальными кистенями.
— Игрушки спрячьте, — командовал я своей банде.
Потом схватил Постного за шкварник и тряхнул как следует, — гони тридцатник, если жить хочешь. А если еще на моих ребят потянешь, я, куда надо, сообщу, как твой папанька в продмаге неучтенным товаром спекулирует! Понял меня, падла?
Постников захныкал и протянул мне три смятых купюры по десять рублей каждая.
— Умница детка, — сказал я, скалясь, и шлепнул ладонью толстого по щеке, — не рыпайся, понял меня?
— Понял, — проскулил он.
В общем, весело прошел первый день в школе, думал я, шагая по родному уже Измайлову. Рядом со мной неизменно следовали Зёма, Маэстро и Бура, а так же наши детдомовские девчонки Наташка и Тонька. Еще бы с Чесноком порешать проблемы и вообще жизнь наладится.
— А че будем с деньгами делать? — вывел меня из задумчивости Зёма.