Тупик
Шрифт:
Когда же она заметила, что Карл слегка улыбается из-под маски, она едва нашла в себе силы молча выйти. Еще минута, и она бы плюнула на все инструкции. Ничего, она дождется своего часа!
В это же время Ирма принесла завтрак Ларсону. В дверях с автоматом здесь стоял Ар.
— Послушайте, — закричал лидер либералов, как только открылась дверь. — Я категорически протестую! Свяжите меня с моим адвокатом, с моей семьей. Я не миллионер, но разумную сумму готов отдать. — Он перевел дыхание и жалобно добавил: — Почему вы выбрали меня? Что вам сделала моя партия или я лично?
Он еще долго что-то бормотал, о чем-то просил.
— Вот вам бумага и ручка. Можете писать кому хотите — семье, газетам, адвокатам, в секретариат вашей партии… — сказала Ирма.
Через два дня в коттедж прибыли Франжье и некоторые другие руководители «Армии справедливости». Это были «судьи».
Первым судили Ларсона.
Его привели в наручниках в самый большой отсек подвала. Здесь под натянутым на стене знаменем «Армии справедливости» за покрытым зеленым сукном столом сидели пять судей. Все в джинсовых костюмах, в черных, наподобие ку-клукс-клановских, колпаках с узкими прорезями для глаз.
Среди судей была и Рика.
— Встаньте, Ларсон. Вы находитесь перед лицом революционного народного трибунала «Армии справедливости». Вам надлежит ответить за все ваши преступления…
— Какие преступления! Я не совершал никаких преступлений! — истерично закричал Ларсон.
— Не прерывайте прокурора! Список ваших преступлений велик: вы лично обогащались за счет народа, вам лично принадлежат фабрики, магазины, где вы эксплуатируете труд тысяч людей. Но этого мало. Вы идеолог своего преступного общества, буржуазного общества, само существование которого уже преступление. Вы возглавляете партию либералов, партию обманщиков и лицемеров. Программа вашей партии — сплошной обман. Ваша цель — подавление пролетариата. Кроме того, вы не раз делали оскорбительные и клеветнические заявления в адрес «Армии справедливости», единственной подлинной силы, борющейся за торжество справедливости в нашем обществе…
«Прокурор» говорил еще долго, и, когда он закончил, стало ясно, что нет и не было в истории страны более гнусного преступника, чем этот кругленький лысый человек, который, дрожа от страха и потея, стоял сейчас перед «судьями».
— Господа судьи… — пробормотал он, когда «прокурор» умолк.
— Здесь нет господ! — резко крикнул председатель суда. — Это вы представитель партии господ!
— Товарищи судьи, — еще тише промычал Ларсон.
— Мы вам не товарищи! Называйте нас «граждане»!
— Граждане судьи! — неожиданно громко, в отчаянии закричал Ларсон. — Это безумие! Я не миллионер. Я, конечно, богатый человек. Но таких много в нашей стране. Я никого не эксплуатирую, никого не подавляю. Я обыкновенный представитель нашего обыкновенного буржуазного общества. Что касается программы нашей партии, — теперь он говорил увереннее (парламентская привычка брала свое), — то в существующих в нашей стране экономических и политических условиях она наилучший компромиссный вариант. Если наша партия придет к власти, то увидите — рабочим и мелким служащим будет легче. Что касается нашей программы в области ликвидации дефицита, упорядочения закупочных цен на сельскохозяйственные продукты, то…
— Молчать! — стукнул по столу председатель. — Или вы воображаете, что выступаете в вашем прогнившем парламенте? Нас вам не обмануть, не надейтесь. Отправляйтесь в камеру и продумайте пункты обвинения. Они будут вручены вам в письменном виде.
Ларсона увели.
— Какое ничтожество! — в сердцах воскликнула Рика.
— Как и вся его партия, — презрительно заметил Франжье.
— Ничем не лучше правящей партии, кучки обманщиков и бездарностей, — добавил председатель.
«Суд» над Эстебаном оказался куда короче. Едва прокурор собрался произнести свою обвинительную речь, как Эстебан встал и громко сказал:
— Пошли вы к черту, банда убийц! Таких, как вы, надо стрелять и вешать. Да по сравнению с вами любая буржуазная партия выглядит прогрессивной. Плевал я на ваши цирковые номера. Отведите меня обратно в подвал и не беспокойте больше.
Все попытки вызвать его на дальнейшие разговоры к успеху не привели.
А в стране царило смятение. Как только в газеты и телеграфные агентства позвонили неизвестные и сообщили, что Ларсон и Эстебан арестованы в связи с тяжкими обвинениями, выдвинутыми против них «угнетенным большинством», и будут преданы суду «Армии справедливости», все первые страницы периодических изданий, все радио- и телепрограммы заполнили сенсационные сообщения: подробности похищений, меры, принятые полицией. «Из столицы перебрасываются воздушно-десантные подразделения», «Границы закрыты», «В столице введено осадное положение», — писали газеты. Сотрудники редакций не успевали отвечать на идиотские панические вопросы вроде: «Это правда, что началась революция? Действительно ли введен комендантский час? Кого еще похитили?» и т. д. В школах отменили экскурсии и загородные прогулки, студенты собирали митинги, рабочие объявили предупредительную забастовку, полиция находилась в состоянии повышенной готовности.
Заместитель Ларсона по партии, который лелеял тайную надежду занять место Ларсона, гремел с трибуны: «Смертную казнь негодяям и убийцам! Чрезвычайные законы негодяям!» Лидеры правых партий требовали «правительства сильной руки, а лучше военного».
Разумеется, волновало всех в первую очередь похищение известного политического деятеля, лидера либералов Ларсона. Если бы в своих сообщениях террористы не упоминали неизменно оба имени, газеты не обратили бы внимания на кражу какого-то красного вожака. Но оказалось, что газеты просчитались: на демонстрации протеста, на гневные митинги вышли рабочие, и их-то судьба Эстебана волновала куда больше, чем судьба Ларсона.
Первыми забастовали студенты, потом волна забастовок прокатилась по всем предприятиям города, страны. Тысячи юношей и девушек устроили демонстрацию перед полицейским управлением. «Требуем покончить с террористами!», «Убрать полицейских-взяточников!» — такие плакаты несли демонстранты.
В одной из газет появилась статья под заголовком «Заодно». В ней говорилось: «Чем объяснить, что по нашей земле свободно разгуливают и творят свои кровавые дела банды террористов? Почему полиция практически ничего не делает для борьбы с ними? Вернее, даже не полиция, а прокуратура, суд, министерство юстиции? Ведь раскрыты тайные квартиры, склады оружия, обнаружены документы, неопровержимо свидетельствующие о том, что речь идет о новом фашистском движении. Между тем арестованных отпускают "за недостатком улик", легальных руководителей нелегальных организаций, призывающих к свержению демократии, убийству левых лидеров, разгрому прогрессивных организаций, никто не останавливает и не привлекает к ответственности.
Уж не потому ли, что у иных высоких прокурорских, судейских чиновников сходные взгляды? И не потому ли гибнут от рук террористов как раз те немногие честные следователи и прокуроры, которые пытаются выполнить свой гражданский долг? И не странно ли, что все эти террористические банды при всем различии их лозунгов действуют одинаково и целятся в одну мишень. Право, создается впечатление, что у всех у них одно начальство…»
Репортеры бросились по адресам обоих арестованных. Однако дом Ларсона полиция охраняла еще тщательней, чем прежде, и проникнуть за высокую каменную стену им не удалось. Зато в скромную квартирку Эстебана набилось такое количество журналистов, фоторепортеров, телевизионщиков с камерами и прожекторами, что матери Эстебана, и без того подавленной похищением сына, стало совсем плохо, и ее пришлось увезти в больницу.