Турмс бессмертный
Шрифт:
После небольшой паузы Дориэй ответил:
— Может, ты и прав. Но имей в виду: как только мы высадимся на берег, корабли нам больше не понадобятся. Я прикажу их сжечь, чтобы отрезать трусам путь к отступлению.
Дионисий, изо всех сил пытаясь скрыть недовольство, кивнул, а Микон полюбопытствовал:
— Почему ты считаешь голубой знак предвестником беды? Почему столько разговоров о каком-то знахаре, решившем подзаработать на доверчивых моряках?
Дионисий подозвал рулевого и велел ему проверить, не подслушивают ли нас, спрятавшись где-нибудь за портьерой, женщины, и проговорил вполголоса:
— Вблизи
— Но ведь Гимера не воюет с финикийцами, — вмешался я в разговор. — Наоборот, Кринипп — друг Карфагена, хотя и бережет как зеницу ока независимость своего города. И вообще — какое отношение ко всему этому имеет знак прорицателя?
Толстым указательным пальцем Дионисий ткнул меня в спину под левой лопаткой, мрачно усмехнулся и объяснил:
— Именно в этом месте карфагенские жрецы делают первый надрез, когда живьем сдирают с пиратов кожу. Голову, руки и ноги они не трогают, поэтому их жертва не умирает в течение нескольких дней и даже может кое-как ходить. Если тебе интересно, я многое могу порассказать об их жестокости.
Дориэй потерял от испуга и удивления дар речи, а Дионисий продолжил:
— Кто-то донес на нас, и в Карфагене уже известно, что нашу добычу мы захватили вовсе не в битве у Лады. С этой минуты опасность подстерегает нас даже на море. Карфагеняне только и ждут, чтобы мы оставили Гимеру. Мало того, они почти наверняка предупредили своих союзников — этрусков. Хотя тиррены и так не пустили бы нас к себе, так что особо волноваться не надо…
Микон, пивший с самого утра, успел уже опьянеть. Его круглые щеки тряслись, когда он произнес:
— Я не из пугливых, но мне опротивела суровая морская жизнь. Если ты позволишь, Дионисий, я хотел бы остаться в Гимере и лечить людей.
Дионисий громко расхохотался, похлопал его по плечу и снисходительно объяснил:
— Если ты останешься здесь, Микон, то рано или поздно Кринипп будет вынужден выдать тебя финикийцам, которые прибьют твою кожу к воротам карфагенского порта. Наши лица — мое, твое, Дориэя, Турмса и моего лучшего рулевого — хорошо известны их лазутчикам. Финикийцы очень умны и коварны и наверняка придумали, как захватить нас, если мы паче чаяния доберемся до Массалии.
— Но мы же не собираемся плыть туда! — вскинулся Дориэй.
— Конечно, нет, — успокоил его Дионисий. — А они так считают потому, что верят слухам. Вот и пометили наших людей, чтобы при случае их было легче схватить и казнить за пиратство. И греки теперь уже не смогут нас защитить — они не посмеют открыто выступить на стороне морских разбойников. Поняли, отчего так разволновался Кринипп?
Он ущипнул себя за руку, словно желая проверить, хорошо ли натянута кожа, и продолжал:
— Даже если мы достигнем Массалии, куда — успокойся, Дориэй! — мы вовсе не собираемся, может случиться так, что спустя много-много лет какой-нибудь из наших гребцов — тогда уже беззубый старик — окажется на палубе торгового судна, которое случайно будет остановлено боевым кораблем финикийцев. Они велят ему обнажить спину и увидят на ней знак, о котором сам он уже давным-давно позабыл. И вот спустя каких-нибудь несколько часов его кожа будет красоваться на рее, а несчастный — вопить и извиваться от боли на корме, пока не изжарится на солнце, хотя милосердные финикийцы и станут время от времени поливать его соленой водой.
Нам всем стало не по себе. Дионисия рассмешили наши вытянутые физиономии, и он поучающе сказал:
— Человек, который запускает руку в дупло с дикими пчелами, чтобы полакомиться медом, знает, на что идет. Вы все прекрасно понимали, когда присоединились ко мне.
В этих словах было некоторое преувеличение, но спорить нам не хотелось. Мы и впрямь ничем не отличались от Дионисия и его людей — по крайней мере в глазах финикийцев… Тут к нам подошел рулевой и, смущенно почесывая нос, сообщил, что сюда просятся хозяйка дома и еще какая-то женщина. Дионисий забеспокоился, задрожал и крикнул:
— Нет-нет, я не хочу видеть эту женщину!
Но Арсиноя уже стремительно вбежала в комнату, едва не сорвав с двери портьеру. В руках у жрицы был пушистый комочек, который она с восторгом протянула мне:
— Турмс, посмотри, что я купила!
Я бросил взгляд на шипящее чудовище с блестящими глазами. Оно издавна считается в Египте священным животным, но в других странах его можно встретить очень редко. Однажды я видел его в Милете, в доме одной знатной горожанки, которая славилась своим вызывающим поведением. Не исключено, полагали многие, что Милет погиб как раз из-за нее и ей подобных.
— Ой, кошка! — закричал я. — Унеси сейчас же этого опасного зверя вон! Разве ты не знаешь, что он может выпустить когти?
Я огорчился еще и потому, что кошки стоили очень дорого, а мне до сих пор так и не удалось узнать, откуда Арсиноя берет деньги на покупки. Но Арсиноя радостно засмеялась и воскликнула:
— О Турмс, не будь таким врединой! Лучше возьми ее на руки и погладь. Погладь, не бойся! Смотри, какая шелковистая шерстка. Бери же, ты ее полюбишь!
И она кинула мне кошку, которая тут же с шипением вцепилась когтями в мою грудь, потом вскочила на плечо, расцарапав его до крови, а затем, подняв торчком хвост, взобралась мне на голову и оттуда, совершив огромный прыжок, повисла на шее финикийского божка.
— Ах, Турмс, я всю жизнь мечтала иметь такого прелестного зверька, — щебетала тем временем Арсиноя. — Поверь, она очень домашняя. Ты просто напугал ее своим криком. Представь себе, как она, свернувшись клубочком на ложе, будет сторожить мой сон. Ее глаза, похожие на маленькие фонарики, так успокаивающе блестят в темноте… Нет, ты, конечно же, не захочешь лишать меня этакого чуда!
Под сочувствующими взглядами Дионисия, Дориэя и Микона я стал пунцовым.
— И вовсе я не кричал. И я не боюсь этих животных, просто считаю их бесполезными. И кроме того, мы вот-вот отплываем и не можем взять кошку на корабль.
— Ты еще скажи ей, куда точно поплывут наши суда, — язвительно проговорил Дионисий. — Вот уж не думал, что ты, Турмс, окажешься самым болтливым из всех нас.
— Да ведь всем давно известно, что мы покидаем Гимеру, — невинно заметила Арсиноя. — Совет Карфагена требует от Криниппа, чтобы он арестовал вас или изгнал из города. Об этом знает даже торговец, у которого я только что купила кошку. Он держал ее в клетке, перед которой курились благовония. Он взял за кошку недорого, сказал — лишь бы она принесла мне удачу в море.