Турмс бессмертный
Шрифт:
И неверно истолковав мой взгляд, добавила сердито:
— Ну, да, конечно, он поступил так еще и потому, что я — красивая женщина. Не моя вина, что некоторые мужчины хотят дарить мне подарки или уступать по дешевке какие-то вещи. Умный супруг не имел бы ничего против, ведь уродина всегда обходится мужу дороже красавицы: ей не делают подарков.
Однако мы были так потрясены тем, что услышали от Арсинои, что ее последние слова остались без ответа. Дионисий воздел руки к небу и прошептал:
— Да смилуются над нами боги! Больше нам надеяться не на кого.
Немного поразмыслив, я сказал:
— Наверняка это военная хитрость финикийцев. Они нарочно всучили Арсиное кошку, которая приносит несчастье! Этот твой продавец случайно не финикиец?
Арсиноя упорно продолжала ласкать животное.
— Вот еще! — ответила она. — Если хочешь знать, он тиррен, как и ты, да к тому же твой приятель. Его зовут Ларс Альсир. Потому-то он и не просил за кошку столько, сколько она по-настоящему стоит!
Мне сразу полегчало, так как я был уверен, что Ларс Альсир не желает нам ничего плохого. Дионисий же внезапно рассмеялся и протянул огромную лапищу, чтобы погладить кошку, сидящую у Арсинои на руках. Зверек вытянул шейку, и Дионисий почесал указательным пальцем у нее под подбородком. Арсиноя благодарно улыбнулась.
— О Дионисий, ты один понимаешь меня! — воскликнула она.
Если бы не кошка, Арсиноя, кажется, не преминула бы обнять великана.
— Ты не находишь, что Турмс очень наивен и не видит дальше собственного носа? — продолжала щебетать жрица. — Ну как финикийский торговец мог продать мне кошку, если финикийцы свернули всю свою торговлю и даже запретили другим купцам иметь с вами дело? Они пригрозили, что никакие товары не прибудут больше в Гимеру из Карфагена, если хоть один человек продаст вам что-нибудь. Они говорили и о хлебе, и о сушеных финиках… Какая глупость! По-моему, никакой купец не станет мешать торговле…
— Отправляйся немедленно к жрецам Посейдона и разбуди их, — велел внезапно рулевому Дионисий. — Попроси продать нам для жертвоприношения десять волов, сколько бы они ни стоили. Если же жрецы откажутся, то уговори любого гимерийца или жреца, которому ты доверяешь, купить животных якобы для себя и щедро заплати за услугу. Берцовые кости и жир пускай останутся на алтаре, а мясо нынче же ночью погрузите на корабли.
И он повернулся к Арсиное, чтобы вежливо пояснить:
— Прости, что пришлось прервать тебя. Но когда я смотрел на тебя и твою кошку, мне почему-то страшно захотелось принести в жертву Посейдону десять волов. Надеюсь, ты меня понимаешь?
Арсиноя хитро прищурилась и продолжила свою болтовню:
— Даже Ларс Альсир не посмел бы продать мне кошку, если бы стало известно, что я подруга Турмса. Здесь никто обо мне ничего не знает, хотя все и пытаются отгадать, кто я такая, когда видят, как я гуляю по городу с маленьким мальчиком, который держит надо мной зонтик.
Я схватился за голову, поскольку строго-настрого запретил ей покидать дом, дабы не обращать на себя внимания. Однако Дионисий взял ее за руку и попросил:
— Расскажи, что еще ты слышала и видела на улицах Гимеры?
Арсиноя не заставила просить себя дважды.
— Финикийские купцы потребовали вернуть им деньги, которые тиран Кринипп взял у них в долг, чтобы нарастить городские стены. И люди теперь смеются и гадают, чем кончится дело и будут ли финикийцы рушить стену, если не получат обратно свои денежки.
Тут она нахмурилась и, бросив на меня испепеляющий взгляд, сказала:
— Да, кстати, Ларс Альсир что-то говорил о внучке Криниппа и о тебе, Турмс. Что между вами было?
По глупейшему стечению обстоятельств, как раз в этот миг в комнату вбежал запыхавшийся верный гонец Криниппа с сообщением о прибытии своего господина. И почти сразу же нашим взорам явился сам Кринипп — задыхающийся, с сандалиями в руках. За ним следовали испуганный Терилл в золотом венце на лысой голове и Кидиппа, которую, право слово, привели сюда злые силы. При виде ее Арсиноя сбросила кошку на пол и встала. Глаза ее яростно горели:
— С каких это пор, — спросила она, — молодые козы стали бегать за мужчинами? О Гимере ходит множество слухов, но я даже и предположить не могла, что отец, как старый сводник, притащит за собой дочь, чтобы навязать ее мужчине, которого она не интересует и который вдобавок ей вовсе не пара. Ты мне за это заплатишь, Турмс! На твоем месте я бы сгорела со стыда.
Сделав шаг в сторону Кидиппы, Арсиноя поглядела на нее и с издевкой сообщила:
— Да ведь у нее груди нет. И глаза широко расставлены. И ноги больно велики.
Мне не оставалось ничего другого, как взять Арсиною на руки и, несмотря на ее сопротивление, унести в нашу комнату. Кошка пронеслась мимо меня и вскочила на ложе прежде, чем я бросил туда Арсиною. Удар был такой сильный, что у красавицы перехватило дыхание, но в ее глазах, как мне показалось, я прочел уважение.
— Ах, Турмс, как ты можешь так грубо обращаться со мной? Неужели ты действительно влюблен в эту испорченную девчонку? Наверное, из-за нее ты и приехал в Эрикс. Зачем только ты заманил меня сюда? Может, чтобы поиграть мною?
— Кидиппа… — сказал я в ответ. — То есть, я имею в виду — Арсиноя! Побереги свои душевные и телесные силы для более серьезных дел. Возможно, сегодня ночью мы снимемся с якоря, а уже завтра утром наши тела будут жрать рыбы. Собирайся в дорогу и моли богиню, чтобы успеть до вечера, потому что потом у нас уже ни на что не будет времени.
Однако Арсиноя не слушала меня. Ухватившись за полу моего плаща, она изо всех сил дергала ее и кричала:
— Не увиливай, неверный Турмс, а лучше признавайся, что ты сговорился нынче встретиться с этой девчонкой! Я сейчас же пойду и убью ее! Да как ты посмел?! Ты, верно, решил, что я заснула, не дождавшись тебя, и захотел сберечь весь свой любовный пыл для свидания, которое устроил за моей спиной!
Так как совесть моя была нечиста, я поспешил с ответом:
— Дорогая Арсиноя, ты ошибаешься! Я был удивлен гораздо больше тебя, когда увидел Кидиппу, и совершенно не понимаю, зачем глупый дед потащил за собой внучку на тайный совет… Если желаешь, можешь оставить кошку у себя — я не имею ничего против, — но при условии, что она не будет спать вместе с нами. И еще, я считал Ларса Альсира своим другом и не знаю, почему ему взбрело в голову обсуждать с тобой дела, которые не стоят выеденного яйца.