Шрифт:
Annotation
Сатира на вечную тему справедливости в России
Волобуев Вадим
Волобуев Вадим
Туунугур
1
Вадим Волобуев
Сергей Емолкин
Туунугур
Глава
Евреи
– Ничего себе!
– сказал Фрейдун Юханович Джибраев, поднимая лицо от монитора.
– Читали? В Подмосковье проводят учения по ликвидации последствий метеорита. Без шуток.
Его ассирийские глаза стали совсем круглыми, а семитские губы вытянулись в трубочку.
– Без шуток, - мрачно усмехнулся молодой преподаватель экономики Толя Киреев.
– Надо бы посмотреть, что там в планах запуска у Роскосмоса.
Он сидел за столом, листая какую-то брошюру, а над его головой красовалась приколотая к стене книжка "Рабыня Изаура" с размалёванной девицей на обложке.
– Коньяку не желаете, Толя?
– лукаво предложил политолог Александр Михайлович Вареникин, улыбаясь в густые усы.
– Для храбрости, а?
– Да уж обойдусь, - буркнул Киреев.
– А то скажут потом: "Пьяный был".
– А что такое?
– удивлённо спросил Фрейдун Юханович, снова отвлекаясь от экрана.
Он говорил, пришепётывая, точно страдал прикусом - давали о себе знать фонетические огрызки ближневосточной родины.
– Толя решил за народ пострадать, - объяснил Вареникин.
– Поставить на заседании кафедры вопрос об оплате второй половины дня.
– Он хмыкнул и кивнул в сторону прилепленной к стене газеты с жирным заголовком - "Барин и холопы, или Зачем ректору персональный унитаз?".
Кафедра экономики и социально-гуманитарных дисциплин, на которой происходил этот разговор, считала себя оплотом вузовской фронды - во всяком случае, её мужская часть.
– А что с ними не так?
– спросил Фрейдун Юханович, почесав смуглый кавказский нос.
– С ними всё не так, - ответил Киреев.
– Вторая половина дня - это такое же рабочее время. Начальство не имеет права нагружать нас сверх лимита.
– Разве?
Киреев выдвинул ящик письменного стола и брякнул перед историком стопку листов, скрепленных в углу степлером.
– Вот, - сказал он.
– Убедитесь. В коллективном договоре прописаны все должности с ненормированным рабочим днём. Нас, преподавателей, там нет.
– Надо же!
– искренне поразился Фрейдун Юханович, глядя в договор.
– На каком же основании тогда...
– А ещё я посмотрел трудовой кодекс, - продолжал Киреев.
– За каждый лишний час нам должны платить как за сверхурочный. Чёрным по белому.
Сын древнего ассирийского народа потрясённо вчитывался в строки документа, точно Моисей, получивший скрижали завета.
– А может, всё-таки тяпнете по маленькой, Толя?
– напирал Вареникин, игравший роль змея-искусителя в этой библейской драме.
– Хуже-то не будет. А так хоть нервы сбережёте.
– Нет, спасибо.
– Киреев уселся обратно и закинул ногу на ногу.
– Скажу им так: либо кончаете беспредел, либо кладу заявление об уходе.
– Хорошая мысль, - одобрил его Джибраев.
– С ними только так и надо. Тем более, они за вас держатся. Если уйдёте, кто будет экономику читать?
Услыхав такое, Вареникин разразился зловещим смехом, от которого на обоих оппозиционеров повеяло могильным холодом. Захотелось что-то возразить, но тут в притихшем коридоре раздалась тяжёлая поступь, сопровождаемая стуком женских каблуков - явился директор в компании своего зама. Пора было идти на заседание кафедры.
Сергей Петрович Степанов, директор Политехнического института Туунугура, по национальности был эвенком. Как нацкадр, легко закончил университет в Якутске, быстро защитился и получил должность мелкого зама при старом директоре Туунугурского вуза. В те годы Сергей Петрович был подчёркнуто скромен и незаметен. Но вскоре один из его сокурсников занял большой пост в Якутске, и карьера Степанова пошла круто вверх. В середине двухтысячных он внезапно получил должность директора городского педколледжа, и тогда же, не теряя времени, основал ряд коммерческих структур, на которые оформил заказы по снабжению вверенного ему учреждения. Колледж потихоньку разваливался, а сам Степанов неуклонно превращался в одного из хозяев города. Спустя несколько лет, когда подчинённое Степанову заведение грозило окончательно рухнуть под грузом долгов перед собственным начальником, подоспела аудиторская проверка в Политехническом институте, выявившая такую недостачу, что прежний директор счёл за благо уйти на почётную пенсию, а главбух срочно легла в больницу. В итоге срок получила какая-то мелкая сошка из бухгалтерии, а на освободившийся директорский пост волевым решением из Якутска телепортировали Степанова. Сергей Петрович к тому времени заматерел и превратился в совершеннейшего Ким Чен Ына. Для полноты образа ему не хватало только партийной должности, и Степанов быстро восполнил этот пробел, возглавив местное отделение партии власти.
Директор был абсолютно уверен в своей незаменимости, твердил, что работает в институте больше всех, и на этом основании упрекал других в недостаточном рвении. При этом не мог избавиться от дворовых привычек, усвоенных в детстве: возбудившись, начинал говорить эмоционально и отрывисто, точно гопник, отжимающий у терпилы смартфон. В Туунугуре, правда, слово "гопник" не прижилось, местную шпану называли на якутский манер - мамбетами. Именно это прозвище и приклеилось к новому директору.
Угодья свои он всегда обходил в сопровождении замдиректора по учебной работе Ольги Валентиновны Шрёдер. У той, как явствует из фамилии, имелись немецкие корни, что однажды сыграло злую шутку с излишне галантным Вареникиным. Толкая как-то тост на восьмимартовском застолье, политолог разразился речью, в которой воздал хвалу красоте русских женщин и между делом прошёлся по немцам - дескать, пожгли всех своих красавиц, охотясь на ведьм, ни одной смазливой не осталось. "Потому и завидуют нам", - подытожил патриотичный Вареникин, не упускавший случая пнуть проклятый Запад. Сидевшая за общим столом Шрёдер произнесла в наступившей тишине: "Александр Михайлович, вообще-то я - немка". С тех пор Вареникин всеми силами пытался исправить неловкость и неустанно заверял Ольгу Валентиновну в своём почтении. Та принимала его излияния с неизменной холодностью.
Вот и сейчас, завидев начальство, Вареникин сначала угодливо расшаркался перед директором, а потом осыпал приторными комплиментами заведующую. Мамбет изволил вяло пожать ему руку, а Шрёдер сухо кивнула, не дрогнув ни единым мускулом идеально наштукатуренного лица. К ним подлетела заведующая кафедрой и оттеснила медоточивого политолога.
– Все в сборе, - волнуясь, сообщила она.
– Ждут вас.
– Коллеги, - объявил директор, когда все расселись по местам.
– Прежде чем начнём, у меня для вас вот какие сообщения. Вчера в триста первой аудитории я застал двух студентов... вернее, студента и студентку, занимавшихся э... непотребством. Парня я предлагаю отчислить - пусть идёт в армию - а девушку надо перевести на платное отделение. Надеюсь, кафедра поддержит.
– Он обвёл всех строгим взором.
– Правильно, коллеги?
По его тону было понятно, что он ждёт бурных восторгов. Но собравшиеся молчали, не зная, в какую форму облечь своё восхищение. К рукоплесканиям, переходящим в овацию, мамбет их ещё не приучил, а ничего другого в голову не приходило.
Внезапно раздался бодрый голос Вареникина:
– Правильно, Сергей Петрович. За удовольствие всегда надо платить.
Жидкие брови Степанова разъехались в стороны, придав его азиатскому взору налёт европеоидности. Несколько секунд длилось напряжённое молчание, затем директорские брови вернулись в прежнее положение, мамбет прочистил горло и перешёл к следующему вопросу.