Твердая рука

Фрэнсис Дик

Понять то, что мы говорили, было нелегко, но я следил за выражением их лиц и видел, что они воспринимали все наши слова, особенно когда суть дела разъяснял Кен.

— Если речь идет о мотивах и самой возможности совершить подобный поступок, — продолжал я, — то мы должны обратиться к одному человеку. Его зовут Тревор Динсгейт.

Сэр Томас Улластон подался вперед и наклонил голову. Он жадно слушал и холодно глядел на меня. Я не сомневался, что он вспомнил, как принимал Тревора Динсгейта в ложе распорядителей на скачках в Честере. А может быть, припомнил и то, как познакомил меня с ним.

Остальные тоже заметно оживились, когда я назвал это имя. Все они или хорошо его знали, или слышали о нем. Он считался чуть ли не главой букмекеров и определял ставки. Сильный и властный человек, пробившийся наверх и принятый там как равный. Да, они знали Тревора Динсгейта, и мой рассказ их шокировал.

— Настоящее имя Тревора Динсгейта — Тревор Шуммук, — продолжал я. — В лаборатории по производству вакцин есть научный сотрудник Барри Шуммук. Это его брат. Братьев несколько раз видели в лаборатории.

Господи, подумал я. Мой голос все звучит. Дело сделано, и отступать некуда.

— В этой лаборатории впервые были выращены микробы... Прошло слишком много времени, и вряд ли они есть сейчас где-либо еще. Тревор Динсгейт — владелец лошади, которую тренирует Джордж Каспар. У Тревора Динсгейта хорошие отношения с Каспаром... Он наблюдает за утренним галопом лошади, а потом завтракает с тренером. Тревор Динсгейт мог крупно нажиться, если знал, что после этой зимы фавориты прошлых скачек в Гинеях и Дерби не смогут победить. У Тревора Динсгейта имелось основание так считать — болезнь, мотив — деньги и возможность бывать в надежно охраняемой конюшне. Поэтому мы полагаем, что его действия необходимо расследовать.

Мой голос оборвался, и через минуту-другую Чико выключил магнитофон. Он с некоторым недоумением снял кассету и осторожно положил ее на стол.

— Немыслимо, — произнес сэр Томас, однако в его голосе не чувствовалось недоверия. — Как вы считаете, Лукас?

Лукас Вейнрайт откашлялся.

— Я полагаю, мы должны поздравить Сида с исключительной удачей. Он отлично поработал.

Все собравшиеся, кроме Эдди Кейта, с ним согласились и, к моему удивлению, сказали об этом. Я решил, что он поступил благородно. Особенно если учесть, что служба безопасности провела тесты на наркотики и больше ничего не стала предпринимать. Но в службу безопасности не являлась Розмари Каспар в парике.

Она не устраивала им истерики, и у них не было повода для внезапного столкновения с негодяем Тревором Динсгейтом. Он не пытался их запугать и не угрожал расправой, если они не оставят его в покое.

Как сказал Чико, наши успехи расшевелили противников. Очевидно, они набросятся на нас и постараются застигнуть врасплох.

Эдди Кейт с очень спокойным видом следил за мной. Я окинул его отчужденно-безразличным взглядом. Я не мог догадаться, о чем он думает. Ну, а я думал о том, как проникнуть к нему в офис, и если Эдди сумел прочесть мои мысли, то, наверное, он ясновидящий.

Сэр Томас и другие члены руководства немного посовещались и внимательно прислушались к словам Лукаса Вейнрайта.

— Сид, неужели ты считаешь, что Динсгейт заразил лошадей? — Кажется, он этому не поверил. — Ну, разумеется, он не мог наполнить шприц где-то рядом с ними, в конюшне.

— По-моему, это сделал кто-то другой, — ответил я. — Например, рабочий жокей или даже ветеринар. — Несомненно, Инки Пул и Бразерсмит прикончили бы меня за клевету. — Но так мог поступить едва ли не каждый.

Я порылся в кармане пиджака и достал пакет, в котором находилась игла, прикрепленная к пузырьку размером с горошину. Отдал пакет сэру Томасу. Он открыл его и выложил содержимое на стол.

Все дружно, как по команде, посмотрели на него. Поняли. Убедились.

— Но скорее всего Тревор Динсгейт сделал это сам, если у него была возможность — сказал я. — Он не собирался рисковать и нанимать кого-либо.

Динсгейт торопился и боялся, что любое вмешательство лишь затормозит дело.

— Я просто потрясен, — признался сэр Томас. — Как тебе удалось это раскопать, Сид?

— Но я...

— Да, — с улыбкой проговорил он — Мы знаем, что ты хочешь сказать. В душе ты по-прежнему жокей.

Остальные продолжали молчать.

— Вы ошибаетесь, сэр, — возразил я. — Сейчас я занимаюсь только расследованием. И не намерен его бросать.

Сэр Томас нахмурился и недовольно поглядел на меня. Он нелегко расставался со старыми представлениями, но сейчас явно решил переоценить свое отношение ко мне. Другие сделали это раньше. Ему, как и Розмари, казалось, что я остался жокеем. Однако я уже давно считал иначе. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал на октаву ниже и стал задумчивее.

— Мы не принимали тебя всерьез. — Он немного помолчал. — Помнишь, я сказал тебе в Честере, что ты положительно влияешь на скачки. Тогда я полагал, что удачно пошутил. — Он неторопливо покачал головой. — Прости меня.

— Нам совершенно ясно, кем стал Сид, — вмешался Лукас Вейнрайт. Разговор успел ему надоесть, и он мечтал переменить тему. — Сид, у тебя есть какие-то планы? Что ты собираешься делать дальше?

— Поговорю с Каспарами, — отозвался я. — Думаю, что поеду к ним завтра утром.

— Хорошая мысль, — согласился Лукас. — Ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь? Службе безопасности больше нельзя терять время.

— И полиции не мешало бы пошевелиться, — мрачно заметил сэр Томас. Он был уверен, что официальное расследование преступлений на скачках — позор для всей коневодческой индустрии, и хотел бы сократить до минимума участие полиции и предотвратить шумный скандал. Я понимал его, готов был с ним согласиться и завершить расследование в одиночку, но лишь при условии, что кто-то незаметно станет следить и не допустит гибели еще одной лошади.