Твердая рука
Шрифт:
На мгновение я увидел его глаза совсем близко и понял, что такой человек будет держаться до последнего. Уж он-то не поползет в угол и не расплачется, как Питер Раммилиз.
От удара по голове он разжал руку. Я смог освободиться и оторваться от него. Я по-прежнему крепко держал его цепь и обернулся посмотреть на того, с вилами. Однако шотландец уже бросил их и стал расстегивать ремень. Я подскочил к нему, когда обе его руки были заняты, и успел пару раз ударить цепью.
Оба бандита остолбенели, а я за полсекунды добежал до двери. Я не сомневался,
Но выйти мне так и не удалось. От моих шагов поленья, лежащие у стены, с грохотом покатились к стене, и дверь закрылась на засов.
Один из громил очутился рядом со мной, когда я еще не успел открыть задвижку. Приглядевшись, я обнаружил, что его ремень не кожаный и не похож на дедовскую цепь с брелоком. Он куда больше напоминал суровый поводок для караульных собак. Его удар не такой болезненный, но достаточно сильный.
Я пригнулся, чтобы вырвать ремень и опутать ноги киллера цепью. Он увернулся и набросился на меня. Подоспел и его напарник.
Он схватил меня за руку и ударил ее об стенку, чтобы ослабить хватку и забрать цепь. Второй киллер в это время крепко держал мою другую руку. Два удара в живот заставили меня согнуться и упасть на колени.
После этого они градом посыпались на меня: в голову, в лицо, по ребрам, снова в голову.
Я кончил точно так же, как и Чико: распластался на посыпанном опилками полу.
Через минуту все кончится, подумал я и закрыл глаза. Я им слишком насолил, чтобы оставлять меня в живых.
Глава 18
Я лежал, уткнувшись лицом в стружку, и прислушивался к тяжелому дыханию бандитов. Они стояли совсем близко и понемногу приходили в себя.
Судя по всему, к ним присоединился Питер Раммилиз. Я услыхал его голос прямо над ухом. Он кипел от злости и невнятно бормотал:
— Убейте его. Не останавливайтесь на полпути. Убейте его.
— Убить его? — переспросил киллер, державший Чико. — Да вы с ума сошли.
— Он сломал мне челюсть.
— Ну, тогда сами и убивайте. Мы этого делать не будем.
— Почему? Он отрезал тебе половину уха.
— Ничего, отрастет. — Киллер снова кашлянул. — Мы и так здесь задержались.
Нас многие успели засечь. А этот парень ничего, в Шотландии он выиграл бы деньги на любой скачке.
— Я хочу его убить, — упрямо повторил Питер Раммилиз.
— Нам не за это платили, — заметил шотландец, продолжая тяжело дышать. Мы сделали все, о чем договаривались. А теперь мы пойдем к вам и выпьем пивка.
Вот когда стемнеет, уберем их и ночью двинем на север. Нам уже давно пора.
Они вышли. До меня донеслись их шаги по дорожке. Дверь захлопнулась, и металлический засов громко заскрежетал.
Я немного передвинул голову, счистил с носа опилки и посмотрел на них. Мне было плохо. Я продолжал лежать и чувствовал себя раздавленным, отупевшим и побежденным.
Не тело, а настоящее желе. Красного цвета. Пылающее. Горящее на костре.
О боли написано масса романтической чепухи,
Наверное, на короткое время мне удастся ее побороть. Ведь за годы скачек у меня накопился немалый опыт в этом деле.
Я вспомнил, как провел страшную ночь в больнице, то и дело глядя на часы.
Мне хотелось отвлечься и не думать, в какую катастрофу я угодил. Вот я и стал считать время. Я убеждал себя, что стоит мне закрыть глаза и просчитать пять минут, как они незаметно пролетят. Но мне не удалось перехитрить самого себя всякий раз, когда я открывал глаза, в запасе оставалось четыре минуты и ночь тянулась бесконечно. Сейчас я бы поступил иначе.
Я думал о Джоне Вайкинге, о его аэростате и представлял, как он скользит под облаками. В голубых глазах сумасшедшего воздухоплавателя веселые огоньки, он забывает об опасности и стремится только к победе — над собой, над ветром и высотой. Я думал о Флотилле, о том, как он скачет по Ньюмаркету и выигрывает приз на бегах Дерби, в Йорке. Я думал о скачках, в которых участвовал выигрывал и проигрывал, думал о Льюис, больше всего я думал о Льюис и четырехспальной кровати.
Под конец я вспомнил, что Чико и я пролежали здесь, наверное, час, хотя и не мог сказать точно, сколько теперь времени. Первым столкновением с неприглядной действительностью стал для меня грохот отпираемой двери. Потом она со скрежетом приоткрылась. Да, конечно, они же предупредили, что уберут нас, когда стемнеет.
Кто-то бесшумно прошел по мягкому полу, и я услышал голос:
— Вы спите?
— Нет; — ответил я, слегка откинул голову и увидел, как маленький Марк подкрался на цыпочках. Он был в пижаме и не сводил с меня глаз. Дверь широко распахнулась, и я смог разглядеть стоявший во дворе «Лендровер».
— Пойди и посмотри, не проснулся ли мой друг, — сказал я.
— О'кей.
Он направился к Чико, а я приподнялся, встал на колени и принялся ждать, когда он вернется.
— Он спит, — сообщил мальчик и бросил на меня тревожный взгляд. — У вас мокрое лицо. Вам жарко?
— Твой папа знает, куда ты пошел? — поинтересовался я.
— Нет, не знает. Я рано лег спать, но услыхал какой-то грохот и перепугался.
— А где сейчас твой папа? — спросил я.
— Он в гостиной с этими дядями. У него разбито лицо, и он страшно зол. Я улыбнулся.
— А что еще?
— Мама сказала ему, что другого нельзя было ждать, и они все выпили. — Он задумался. — Один из дядей говорил, что у него лопнула барабанная перепонка.
— На твоем месте я бы вернулся домой и лег спать, чтобы они тебя здесь не застукали. А не то пала разозлится на тебя, и дело добром не кончится.