Твое имя
Шрифт:
— Мара! — крикнул Эрл. — Мара, я боюсь!
Его глаза сделались словно две медные монетки. Он вцепился пальцами в плечи Бьярна — перепуганный, растерянный.
— Ничего, малыш. Все хорошо. Все будет хорошо! — Мара ласково улыбнулась ему.
И улыбка действительно успокаивала, вот только в глубине глаз мелькало такое же выражение, как тогда, когда ей было больно — рана саднила и жгла. Ей и сейчас было больно. Но почему?
— Ты мне расскажи про своих маму и папу. Расскажешь?
Эрл понял, что она пытается его отвлечь — не маленький
— Мама очень красивая и добрая. И папа очень красивый и добрый. Мама по праздникам печет тоненькие блинчики. А начинка разная — и с ягодками, и с медом…
Эрл облизнулся, но тут же запнулся, понимая, что вновь завел разговор про еду.
— А папа много-много интересных историй знает. Мы с ними вместе ходили собирать Вестяник. Вестяник лучше собирать рано утром, тогда он свежий, сочный, кисленький… А еще в Анхельме наши друзья жили …
Эрл вдруг замолчал, произнеся «жили», и в одно мгновение ему стало ясно, что прошлая жизнь никогда уже не вернется. Что следовало говорить «мама была красивая и добрая», «папа знал много интересных историй»… В прошедшем времени…
Он закричал, забился и едва не упал на землю, но Мара успела, подхватила, прижала к себе. Эрл уткнулся носом ей в ключицу и заплакал. Сверху на макушку опустилась ладонь Бьярна. Так они и стояли втроем посреди дороги долго-долго, пока слезы Эрла не иссякли. А потом молча продолжили путь.
*** 17 ***
На подходе к Фермаго Мара вытащила из мешка перчатки и, морщась, натянула их на руки. Она не переносила ощущения чего-то постороннего на коже, ей казалось, что перчатки сковывают ее. Но до сих пор никому не удалось развенчать предрассудок об убивающем прикосновении некроманта. Не станешь ведь объяснять всем и каждому, что некроманты только тогда вытягивают жизненную силу, когда сами этого хотят, а обычное прикосновение не причинит вреда. Иначе прирожденные некроманты становились бы причиной смерти своих родителей еще в младенчестве. Мара и Эрла сколько раз обнимала, и до Бьярна дотрагивалась без последствий, но закон гильдии предписывал в городе закрывать руки до локтя — и точка.
Едва ступив за городскую стену, первым делом стали разыскивать Лавку травника, где продавали настои и вытяжки из трав, мази и порошки. Лавками травника, которые во всех городах назывались одинаково, пользовались и медикусы, и некроманты.
Если в Фермаго где-то и продается настойка Живисила, то искать ее нужно именно в таком месте.
За прилавком в окружении пузырьков и бутылочек, сухих веточек и листьев, разложенных горками на квадратиках промасленной бумаги, стоял молодой мужчина. Мара вдохнула знакомый с детства запах: почти так же — смесью трав и медикаментов — пахло у нее дома. И воспоминания нахлынули с новой силой. Ей показалось, что к запаху настоев примешивается резкий запах крови. Голова закружилась так сильно, что пришлось схватиться за Бьярна.
Мара несколько раз открыла и закрыла рот — она боялась спросить и получить отрицательный
— Настойку Живисила продаете? Сколько стоит?
— О, да-да. Вчера только привезли партию на заказ. Но пара лишних флаконов имеется. Семь монет за один. Будете брать?
Мара и Бьярн переглянулись. Семь монет — почти все, что у них есть на двоих. Но раздумывать было некогда. Мара вложила свои четыре монеты в руку Бьярна, а тот выложил на прилавок все их небогатые сбережения.
— Один? Ну хорошо.
Мужчина выставил перед ними флакон, наполненный зеленой, чуть фосфоресцирующей жидкостью. Рядом положил инструкцию — маленький свиток тонкой бумаги.
— За инструкцию еще монету. Здесь написано, от каких болезней помогает, как принимать правильно, что делать при передозировке. Целиком можно только, если совсем уж при смерти…
— Инструкция не нужна! — буркнула Мара, сгребая в кулак крошечную бутылочку и направляясь к выходу.
Больше всего на свете она боялась сейчас оступиться, упасть и разбить драгоценную ношу. Но одновременно боялась того, что ждет их, когда Эрл выпьет содержимое пузырька. Их последняя надежда. Если средство не поможет, то уже ничто не поможет… И что тогда?
Едва перешагнув порог лавки, она вытянула пробку и протянула мальчику настойку.
— Выпей, малыш.
Эрл послушно отхлебнул зеленую жидкость.
— Вкусненько. Кисленько.
Он допил до конца и облизнулся.
Мара и Бьярн смотрели на него, словно прямо сейчас на их глазах должно было произойти какое-то необычное превращение. Но ничего не происходило.
— Ты голоден, Эрл? — решилась Мара.
— Да, я хочу есть.
Мару словно окатили ледяной водой: она пошатнулась, глотая воздух, но Бьярн внешне оставался спокойным.
— Он просто голоден, Мара. Просто голоден. Дорога была длинная. У нас остались деньги для того, чтобы заказать обед для нас всех. Подожди.
И Мара быстро кивнула, согласная сейчас на что угодно. Еще одна отсрочка непоправимого…
Через дорогу от лавки травника обнаружился трактир с открытой террасой. Эрл уселся на деревянную лавку, принюхиваясь к запахам, доносящимся с кухни.
— Мне яичницу. И колбаску. И вкусную булочку. Две. И стакан сладкого компота.
Он болтал ногами, вертелся, улыбался. Обычный мальчишка, уже позабывший о своем страхе и грусти. Взял тканевую салфетку со стола, принялся жевать краешек.
— Я попрошу принести, — тихо сказал Бьярн. — Эрл, малыш, что-то еще сладкое будешь? Может быть, блинчики? Такие, как твоя мама пекла. Или медовые соты? Заказывай, что хочешь.
— Блинчики! С ягодками! Пусть только быстрее принесут.
Мара закрыла глаза, прогоняя слезы. Он не увидит ее боль, он не испугается… Он будет счастлив до последней секунды, если придется…
«Пусть медленнее несут, — мысленно кричала она. — Дайте нам еще хоть несколько лишних минут…»
Девушка-подавальщица расставила перед Эрлом тарелки.