Царапнется в руку шиповник, Как будто бы просит: живи. Напомнит — ты к жизни прикован Молитвенной силой любви. И битые стужею ветви Несмело протянет к тебе Шиповник — попутчик верный В людской непростой судьбе. Пускай наша участь жестока — Судьба всегда западня. Шиповник у сумрачных окон Тебе напомнит меня. Когда от памяти больно — Как ангел погибшей любви, Царапнется в сердце шиповник, Как будто бы просит: живи.
Баллада о фениксе
Светлый феникс над чужой землей. Плачет феникс над своей судьбой. Горьки слезы в жемчуг обернет. С горлом перерезанным поет. Люди ходят слушать песню ту, Ищут свою веру и мечту. И сбирают ясны жемчуга На смертельных выжженных лугах. Кто о том прослышали молву — Подойдут, натянут тетиву, Целят стрелы фениксу в глаза, Чтоб крупнее падала слеза. И сбирают ясны жемчуга На смертельных выжженных лугах.
* Злое чудо в середине зимы — *
Злое чудо в середине зимы — как свеча среди бушующей тьмы — сумасшедшая трава на снегу, перед небом непреклонным в долгу, что хоть день один дано ей прожить, все привычные разъяв рубежи. К ночи инеем укрылась седым, отгорела и истлела, как дым.
* Дни скользят — песок янтарный, *
Дни скользят — песок янтарный, прочь — сквозь сцепленные кисти. Так, тщетою календарной — разбазариванье жизни. Не удержишь, не упросишь! Колос не успеет вызреть, как уже седая осень.
* Погасли белые звезды — *
Погасли белые звезды — Осыпались мертвым снегом Над той последней дорогой, Чернеющей и кривою, Где пьяный фонарь тускнеет, Забытый почти под утро, И важные птицы косятся Пронзительными глазами.
* У людей одно слыхала я — *
У людей одно слыхала я — «Ты чужая, ты незванка, ты — ничья». Без наркоза крылья резала сама, Чтоб людские приняли дома. Только крылья вырастали всё равно — Парусами полоскались за спиной И, как плети, били по плечам. Я смирялась, я клялась молчать. Снова к материнскому крыльцу… Полоснет лишь холод по лицу. Умоляю — не чужая я, Я молитва и беда твоя…
* Может, я жестокая. Прости. *
Может, я жестокая. Прости. Меж людьми живу я зверем — может быть. Но взгляд собаки или кошки брошенной Душу мне пронзает до кости.
* Жди меня по ту сторону черной реки, *
Рубил ее он над ручьем,
еще не замерз поток…
Ян Болеслав Ожуг
Жди меня по ту сторону черной реки, Когда двери запрут на большие замки Все, кого я любила на этой земле, Без защиты оставят в хохочущей мгле. Жди меня по ту сторону черной реки, Когда станут клубиться больные стихи. Хлынул свет, и паромщик единственный ждет, Под накидкою серой скрывая лицо. Отрывая от жизни, ударит весло… Жди меня по ту сторону черной реки, Где земля помнит корни убитой ольхи.
* Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль *
Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль, Чтоб с сердца моего содрать окаменелость, Чтоб вновь оно за всех страдальцев изболелось И вновь отозвалось на вечную любовь.
Песенка сумасшедшего
Вольному — воля, безумному — степь. Ну а кто же безумный? Тот, кто в боли ослеп. Я потерял человеческий лик. Я понимаю звериный язык. Вам и прозрение — бред, дребедень. Вольному — воля, безумный — мишень. Вольному — воля, Безумному — поле, Ржи вдоль обрыва Золотая грива…
Ожугу
Ты уходишь по талому снегу, За тобою чернеет весна. И без спросу идут по следу Боль и слава — доля одна. Нацелилась зоркая Вечность Сотней змеиных жал. А сочувствия человечьего Не познаешь, как Бог не познал. Знаешь, стихи — как вороны, Свежую чуют беду. Знаешь, стихи — как лебеди, К дальнему свету ведут…
* Мне не уйти. Веселой травли пляска. *
Мне не уйти. Веселой травли пляска. Гадай, охотник, на каприз судьбы. И на снегу, как веер карт цыганских, И зверя и псаря легли следы. Гадай. Сегодня снег — червонной масти. И черной масти — дула зоркий глаз. Тебе на круги выпадает счастье. Бубновый выстрел обрывает связь.
* Чуяла — были крылья! *
Чуяла — были крылья! Рыжие, цвета пламени. Дни мои светом плавили, Плечи нестерпимо жгли. Чуяла — были крылья! Кого полетом прогневала? Багряной ризой разорванной Волочатся в ржавой пыли. На белом карнизе узком Встречаю рыжее утро. Лишь маленький шаг вперед — И в трещинах мостовая, Судьба моя ножевая. Или как прежде звонкий, Чистый верну полет.
* У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать. *
У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать. Ничем не защитится, бегущая на выстрел. И меченая пулей, я снова выживаю, Тревожа наст февральский, опять бегу по краю… Живучая, зверюга! — загонщики кривились И приближали гибель, как жалость или милость.
* Господень лик — в земле, Им сотворенной *
Господень лик — в земле, Им сотворенной. Боярышник горит — святой алтарь. Что ангелы, березоньки и клены Прославили Тебя, Небесный Царь. Мои леса в нерукотворных фресках. Здесь пала на колени и молюсь. Как близок к нам теперь престол небесный, И храм единый — золотая Русь.
* Вы травили собаками — *
Вы травили собаками — Но собаки лизали мне руки. Расстреливали мишень, Но осиновые тонкие стрелы Пели музыкой дивной О любви и немеркнущей муке, Пели музыкой дивной, вонзаясь мне в сердце. Вы травили собаками — Но собаки лизали мне руки…
* Не раньте поэтов, пока они живы, *
Не раньте поэтов, пока они живы, пока не ушли в журавлиную высь дорогой увечий и шагом с обрыва, и преданы казни проклятой молвы. Не лезьте нам в раны, как черные черви, глодать чуть присохшую кровь. Не раньте поэтов — сожженные нервы. Пока еще живы — не тронь! Мы все под прицелом. И путь нам отмерен, никто не прибавит ни шагу, ни дня. Не раньте поэтов. Ну, ради бессмертья. Не топчите до срока златого огня. Жизнь знает. И срежет сама.