Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]
Шрифт:
– Вроде нет, – деловито сказала девушка. – Я преспокойно вышла, никто не пытался повернуть меня обратно. А почему библиотека?
– Объясним по дороге, – Гай выбрался из-за стола. – Кто-нибудь знает, куда идти, чтобы попасть туда?
– Я, – заикнулся Франческо, неуверенно прибавив: – Мне вчера монна Бьянка показала. Надо подняться на верхний двор…
– В таком случае проводишь нас, – решил сэр Гисборн и вполголоса пробормотал: – Полезно все-таки иметь в знакомых хозяйскую дочку.
Четыре человека гуськом спустились по узкой лестнице, выбрались на деревянную галерею, нависающую над нижним
На дворе вроде бы кипела обычная жизнь: бегали туда-сюда слуги, возле конюшни прогуливали застоявшуюся лошадь, вокруг ее морды клубились облачка пара, какая-то женщина отдавала распоряжения собравшейся возле нее группке людей. Гай без труда признал мадам Идуанну, невольно поискал взглядом ее брата и не нашел – мессир Гиллем пребывал где-то в ином месте.
Однако не это заставило притихшую компанию испытывать непреходящую, изматывающую тревогу. Ворота и решетки барбикена, всегда стоявшие распахнутыми, словно вызывающий знак того, что хозяева Ренна не опасаются внезапного нападения, теперь захлопнулись. Стража, еще вчера относившаяся к своим обязанностям с вполне объяснимой прохладцей, подтянулась и – по крайней мере внешне – производила безрадостное впечатление неусыпно бдящей. Сэр Гисборн прикинул число стражников – около двух десятков, и это только находящихся снаружи. Кто знает, сколько людей скрывается в расположенных рядом караульных помещениях и в самом барбикене? С мыслью покинуть замок законным путем, кажется, придется расстаться.
* * *Библиотека замка Ренн размещалась в угловой башне, выходившей окнами на восход и полдень, отчего во все погожие дни (которых в этих краях насчитывалось больше двух третей в году) просторное округлое помещение заливал яркий свет, врывавшийся через несколько рядов узких окон. Гаю еще ни разу в жизни не доводилось увидеть столько книг разом, и, как он заподозрил, этим богатства Ренн-ле-Шато не исчерпывались, о чем молчаливо свидетельствовала металлическая винтовая лестница, уводившая на второй этаж башни, тоже, судя по всему, отданный хрупким изделиям из пергамента.
«Сколько же лет они все это копили? – растерянно подумал Гай. – Даже королевское хранилище в лондонском Тауэре, наверное, будет поменьше. Библиотека Кентербери могла бы поспорить со здешним собранием, но наше Ноттингамское аббатство по сравнению со здешней роскошью – просто жалкое зрелище, несколько разрозненных томов».
Рядом послышался откровенно завистливый вздох, принадлежавший Франческо, горящими глазами осматривавшего уходившие к высокому полукруглому потолку шкафы, заполненные толстыми фолиантами, полки с аккуратно разложенными свитками, царство выделанной кожи, резного дерева и запечатленного слова, в котором, будь его воля, он с удовольствием остался бы навсегда.
– Эй, добрые люди! – скрипучий, но бодрый голосок приплыл откуда-то сверху, вместе с горящими в солнечных лучах пылинками и шелестом потревоженных книжных страниц. – Вы не будете так любезны притворить за собой дверь? Ежели вы ко мне, повремените малость, я уже иду!
Мак-Лауд, из всей компании наиболее спокойно и даже несколько равнодушно отнесшийся к представшему зрелищу, вернулся назад и, потянув за бронзовые кольца, закрыл тяжелые створки, в щель между которыми просачивались, шипя, тонкие воздушные струи. Остальные тем временем лихорадочно шарили глазами по верхам шкафов и по потолку, разыскивая владельца неведомо откуда прозвучавшего голоса. Первой его заметила Изабель, указав попутчикам:
– Вон он, на балконе.
По крохотному огражденному карнизу, прилепившемуся к каменной стене на высоте двух человеческих ростов, поспешно семенил невысокий человечек, прижимавший к себе толстенную стопку книг едва ли не с него самого величиной и опасно кренившуюся набок. Он благополучно достиг укрытой за шкафами лестницы и осторожно начал спускаться, нащупывая вытянутой ногой каждую последующую ступеньку, а Гай внезапно сообразил, отчего ему подозрительно знакомо черное мешковатое одеяние неизвестного. Монах, ну конечно же, бенедиктинский монах, кто еще может заведовать библиотекой, пусть даже в таком непонятном месте, как замок Ренн?
– Troppo![14] – взвизгнул Франческо, срываясь с места и устремляясь вперед, в узкий проход, стиснутый между боковинами шкафов и наклонным столом библиотекаря, почти исчезнувшим под разложенными на нем книгами. Несколько листов пергамента, сорванные колебанием воздуха, устремились следом за ним. Изабель, простояв мгновение с ошеломленно вытаращенными глазами, сбросила мешавший ей плащ и побежала следом.
Мессир Бернардоне почти успел, каким-то чудом отыскав дорогу в запутанном лабиринте, и вовремя подхватил утерявшего равновесие и начавшего падать незнакомца, но книгам повезло гораздо меньше. Некоторые на лету поймала вынырнувшая рядом Изабель, однако большая часть с треском разлетелась по ступенькам и полу, где осталась лежать, напоминая причудливых птиц с раскинутыми крыльями. Наверху, под плавно изогнутыми вольтами перекрытий, заметалось эхо от тревожных выкриков и хлопанья страниц.
Замешкавшийся сэр Гисборн смог высказать свое участие в происшествии только тем, что по дороге подобрал несколько далеко отлетевших томов, мимолетно поразившись их толщине и тяжести. Мак-Лауд пошел за ним, оглядываясь с таким видом, будто прикидывал, сколько может стоит окружающее их великолепие.
– Дугал, – еле слышно окликнул компаньона Гай, пока они пробирались между залежей книг и прислушиваясь к раздававшимся впереди и чуть слева голосам. – Надеюсь, тебя не посетила светлая мысль прихватить отсюда что-нибудь более весомое, нежели сведения? Мне бы не хотелось, чтобы стряслось нечто подобное.
– Книги хлопотно продавать, – безмятежно сказал Мак-Лауд. – Вдобавок в дороге они быстро портятся, а кому нужна вещь, в которой ничего не разобрать, потому что ее напрочь залило дождем?
Гисборн только сокрушенно вздохнул, наклоняясь, чтобы подобрать очередную рукопись. Натура его попутчика стойко противостояла любым попыткам взывать к его совести и призывам вести себя, как подобает воспитанному человеку. Дугалу нравилось прикидываться «страшным дикарем из Каледонии[15]», и его ничуть не беспокоило, каково при этом приходится тем, кто вынужден находиться рядом с ним.