Твой пока дышу
Шрифт:
Шумно выдыхаю и прикрываю глаза. Пытаюсь напомнить себе образ грудастой администраторши, но не могу даже с точностью сказать, какого цвета были её волосы. Кажется, блондинка. Кажется, плевать.
На собственные увещевания, на страхи, на сомнения. На всё, что не его грубые руки на моём разгорячённом теле. На всё, что не его ласковые поцелуи на губах.
Остатков мозга хватает лишь на то, чтобы контролировать голосовые связки. С трудом, с надрывом пересохшего от тяжёлого грудного дыхания горлом, но получается. Тщетно пытаюсь набрать слюны, тянусь к его поблёскивавшему
– Да что ж ты вытворяешь… – бормочу, спину выгибаю, так хочу его коснуться, что ладони зудеть начинают.
И, странным образом, именно это ощущение занимает лидирующие позиции, враз опережая соперников. В голову врываются флешбэки из прошлого и мозг бросает все ресурсы на их осмысление. Тогда, два года назад, когда он точно так же задирал мои руки, когда лишал возможности ощущать его, когда держал дистанцию, что это значило? Разве не должно быть внутреннего магнита? Разве не единственное желание влюблённого быть как можно ближе к объекту вожделения? Разве не сводят с ума ответные ласки?
Врёт! Всё врёт! Каждое слово!
Стремительный возврат от любимой к куску мяса мгновенно отрезвляет. Всё ещё горю, всё ещё хочу его, возжелаю, изнываю, но лишь физическая оболочка участвует в процессе. Мощная пощёчина, прямой точный выстрел в самое сердце, подлый удар под дых.
Зажмуриваюсь.
Выгибаю спину дугой, вжимаясь позвонками в упругий матрас.
Пропускаю сквозь каждую мышцу всё нахлынувшее разочарование.
Не знаю, о чём он говорил, но это точно не любовь. Похоть – да. Абсолютное единение тел и ничего общего с тем, что я успела себе вообразить.
– Что там в твоей голове… – шепчет мне на ухо и я разворачиваюсь к нему, сталкиваясь носами. – Что, Линда? – сипит, тараня своим лбом мой. – Что? Пусти хоть на минуту, хоть на секунду, блядь, в свой мир дай проникнуть, не понимаю я, не понимаю… горишь же вся, полыхаешь, течёшь… что не так?
– Руки… – вымучиваю неожиданно жалостливо.
– Больно? Туго? Что-о-о?! – ревёт медведем, несильно прикладывать своим лбом об мой, как будто в самом деле пытается пробить твёрдую черепушку, все преграды смести на пути к моим мыслям.
А там одна. И ей я готова поделиться.
– Зачем?..
– Хватает наглости спрашивать? – гневается, отстраняясь, чтобы уничтожить дополнительно ещё и взглядом.
– Хватает, Паш, хватает, – выдаю нервной дробью, всё ещё надеюсь на что-то, моргаю часто: тяжело его взгляд выдерживать, но продолжаю таращиться и тараторить, – мне надо знать, вопрос прямой задала, ответь!
– Чтобы не трогала меня! Не касалась чтобы! Полыхаю я от твоих ласк, от прикосновений твоих, полыхаю и подыхаю! Подыхаю, Линда! Подыхаю, мать твою! Лежи так! В сознании хочу остаться! – выталкивает резко, с расстановками, чтоб дошло, видимо. – Ясно тебе? В грёбаном сознании! Не успокоишься, пока не признаюсь? Пока в копилку к остальным не положишь? Хер тебе!
В изумлении пошире распахиваю глаза. Сердечко долбашит неистово, трепыхается в груди, вырваться
– И всё?
– И всё, – выдыхает жаром лютой безнадёги, закрывая глаза в ожидании, но я медлю, пропуская пальцы через его волосы, погружаясь, по ощущениям, сразу в мозг. – Целуй уже, ведьма... Целуй, сладкая, топи в своём яде, я без него уже давно жить не могу…
Щемит в груди. Гнусно грызёт под рёбрами, сковывая движения. Сама себе не признаюсь, но жалко его. Его, себя, нас. Конечно, жалко… как иначе?
На микрочастицы распадаюсь, чуть только касаюсь его губ своими. Растворяют в нём, в этом едва ощутимом контакте. Гуляют по телу разряды, дают искры, воспламеняют ткани, поджигают внутренности, в голове праздничный салют разрывается, фейерверк гормонов, фестиваль блудливых мыслей.
И снова все сомнения поганой метлой из своей головы выгоняю. Нет больше внутренних аргументов «против», все неважны, только не сейчас, когда он такой! Искренний, открытый, честный и, несмотря на грубость, уязвимый.
Если б я только знала…
Мечтаю, несильно покусывая его губы, копошась в его непривычно длинных волосах, улетая в свои фантазии, представляя, как была бы счастлива эти годы.
И хорошо, что не знала!
Совершенно неожиданно врезается в голову осознание, без труда разрушая кажущийся капитальным замок иллюзий.
Если бы он признался сразу, если бы вывалил на меня своё чувство, когда я кружилась в веренице своих прочих влюблённостей, я бы оттолкнула его от себя. Никогда бы не легла с ним больше, никогда бы не узнала настоящего, никогда бы не полюбила. Ничего бы не было, ни меня сегодняшней, ни моей малышки.
Снимаю с его шеи оковы и расслабляюсь, полностью передавая управление.
Смотрю во все глаза на то, как он расстёгивает пуговицу за пуговицей на своей рубашке. Голодным взглядом пожираю, краем глаза засекая его надменную ухмылку. Знает, подлец, что хорош. Знает, дьявол, упивается моим вожделением, даже не подозревая, какие внутри меня узлы закручиваются. Как сладко ноет сердце просто от того, что он рядом.
Срывает с себя рубашку, дёргает молнию на брюках, спускает вместе с трусами и на долю секунды замирает, придумывая, как бы поэротичнее избавиться от остального, стоя при этом на коленях.
– Подарю тебе штаны на кнопках, – хихикаю, не выдержав напряжённой по всем параметрам паузы.
– Подари, – ехидничает в своём стиле, просто вставая на кровати. – И сама можешь уже не одеваться, – тут же угрожает голый сексуальный маньяк.
Вышагивает из своих вещей и так резко падает сверху, что я взвизгиваю и зажмуриваюсь, ожидая, что он попросту раздавит меня. Каркас кровати издаёт предсмертный хруст, наши тела вполне отчётливо дают крен на одну сторону, но адреналин так жёстко пробивает нервные окончания, что уже не до чего. И он лишь добивает, впиваясь своими губами в мои и бесстыдно врываясь горячим языком в рот.