Твоя кровь, мои кости
Шрифт:
— Чернила?
— Да, порошкообразные чернила.
— Думаешь, это они?
Она бросила на него циничный взгляд.
— Они в чернильнице. Все, что нужно, — маленькое перо с перьями, чтобы завершить эстетику.
— Хм. — Он наклонился и взял пузырек со стола. Вертя его в руках, он наблюдал за перемещением вещества внутри в виде песочных часов. — Знаешь ли ты, что кости являются отличной добавкой к почве? Фермеры часто используют органическую костную муку от животных, убиваемых на бойнях, в качестве удобрения.
—
— Костная мука выпускается в виде порошка, — продолжал он, теребя гранулированную пробку. — Посыпь ею верхний слой почвы, добавь в компост, и растения поглотят ее. В ней есть все, что им нужно для хорошего роста — калий, фосфор, кальций. Добавь немного ведьминой крови, и растения внезапно станут защитой от зла. Уговори их, и они расцветут под твоими руками.
Ее взгляд метнулся к пузырьку в его руках. К тому, что находилось внутри. Ему не нравилось думать об этом — о содержимом пузырька. О тех ужасах, которые он пережил, чтобы его заполучить.
Просто, но не легко.
— Эту особую костную муку готовят прямо здесь, на ферме. — Он постарался, чтобы это прозвучало как ни в чем не бывало. Чтобы она не заметила, как правда разрывает ему сердце.
Он почувствовал, как она изучает его, прежде чем спросить:
— Чьи это кости?
Этот вопрос задел его за живое и запал ему в душу.
— Ингредиенты просты, — сказал он, ткнув пальцем в ее открытый дневник. — Самое сложное — собрать кровь, которая обладает сильным действием. Можно взять сок из дерева, но он не превратится в сироп, пока не закипит. Так говорил твой дедушка.
Уайатт, стоявшая рядом с ним, напряглась.
— Почему ты не ответил на мой вопрос?
— Потому что это не имеет значения.
— Но ты мог бы сказать, что это куриные кости. Ты мог бы сказать, что они сжигали кости домашнего скота, и я бы тебе поверила.
Было слишком трудно смотреть на нее, и он не стал этого делать, подался вперед, пока его локти не уперлись в колени.
— Не лги мне, Питер, — сказала Уайатт. — У нас не может быть перемирия, если у тебя есть секреты.
Он осторожно поставил флакон обратно на стол. Стекло звякнуло об оцинкованное дерево. В наступившей тишине было слышно, как упала булавка.
— Они мои, — наконец признался он.
— Твои…
— Кости. В чернилах.
Ему не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что она застыла как вкопанная. Уайатт переваривала услышанное, отчаянно пытаясь найти во всем этом смысл. Он также знал, что она, возможно, не могла понять ничего из этого. Потому что он сидел рядом с ней, целый и невредимый, и теперь, когда она вернулась, ни одна его частичка не пропала.
Ее вопрос прозвучал шепотом.
— Как они могут это делать?
— Они сжигают тело, — сказал он, расставляя все точки над «и». — Когда огонь утихает, они берут обугленные останки и растирают их в пыль.
Ступка,
В конце концов, это все, что от него оставалось.
Уайатт, стоявшая рядом с ним, не мигая, смотрела на него.
— Но как это возможно?
Он знал, о чем она спрашивает, и не хотел ей говорить. Он не хотел, чтобы она знала, что он не всегда был таким, перебегая из одной жизни в другую. Что когда-то давным-давно он был настоящим мальчиком — хватал ртом воздух между мирами, кровь скапливалась в его легких, а отец умолял голодную тьму:
— Я сделаю все, что угодно, только оставь его в живых.
Он не хотел говорить ей, что большинство проклятий поначалу выглядели как дары.
— Самое забавное в бессмертии, — сказал он вместо этого, — то, что смерть не остается надолго.
Послышалось тихое мяуканье, и на спинку дивана запрыгнула мохнатая фигурка. При виде Крошки, древней домашней кошки, его грудь раздулась. Она приземлилась ему на руки, взмахнув хвостом… еще одна вещь, которую он потерял в тот день, когда ушла Уайатт, и вот она здесь, будто никогда не уходила.
Мягкое тепло ее маленького тела дарило ему единственный источник утешения. Зарывшись руками в мех, он сказал:
— Я сотни раз жил и умирал на этой ферме. А может, и больше. После стольких раз теряешься в памяти.
Смысл его признания стал очевиден для них обоих. Он не мог заставить себя взглянуть на Уайатт. Сидя у него на коленях, Крошка слегка коснулась головой его пальцев, ища ласки. Он погладил бархатистую шкурку у нее за ухом и добавил:
— Это самое старое из того, что я видел.
Он украдкой взглянул в сторону Уайатт и увидел, что ее глаза широко распахнуты и ничего не выражают.
— Скажи что-нибудь, — приказал он.
Запнувшись, она быстро заморгала.
— Фото в часовне…
— Сделано в те дни, когда я был обречен на заклание. Для науки.
Кровь отхлынула от ее щек, и она стала бледной, как привидение. Они снова погрузились в неловкое молчание. Питер смотрел, как с увядающего крокуса опадают лепестки, ощущая на себе пристальный взгляд Уайатт, словно она изучала его в поисках улик. Он не знал, как сказать ей, что она ничего не найдет, не знал, как объяснить, что все его раны были спрятаны внутри, гноились там, где никто другой не сможет их увидеть.
Наконец, она тихо заговорила.
— Если я пролью кровь на почву без порошка, что-нибудь вырастет?
— Можешь попробовать. Это не сработало ни у кого из Уэстлоков, которые были до тебя.
— Так вот почему они держали тебя все это время? Чтобы усиливать свои способности?
— Без садовника, — печально сказал он, — некому будет удерживать стену. Это твое наследие.
— Но без твоих костей не будет наследия Уэстлоков.
— Сила всегда приобреталась путем захвата. Уэстлоки брали.