Твоя кровь, мои кости
Шрифт:
Сначала она подумала, что это мимикрирующий вернулся для очередной насмешливой провокации. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что это за звук. К тому времени, когда она поняла, что шум доносится вовсе не из-за дома, он стих. Она направилась на кухню, стряхивая торф с ладоней, и чуть не споткнулась о курицу. Птица издала всего одну недовольную трель, после чего упорхнула в коридор и скрылась из виду.
Она нашла Джеймса и Питера уединившимися на кухне. Первый стоял перед дверью, одетый в черную фланель и джинсы, из уголка его рта торчал гвоздь, похожий на зубочистку. Под
У двери Джеймс прислонил доску к косяку и принялся забивать гвоздь.
— Что ты делаешь? — спросила она, когда стук прекратился.
— Запирает нас, — пробормотал Питер, в то время как Джеймс выплюнул гвоздь, застрявший у него между зубами, и добавил:
— Не подпускаю к лесу.
Они обменялись мрачными взглядами, которые в полумраке казались убийственными. В открытой кладовой что-то тяжелое с грохотом упало на землю. Сушеные бобовые рассыпались по плитке в виде россыпи земляного цвета.
— Сегодня утром была убита еще одна курица, — сказал Джеймс, прикалывая ржавый гвоздь к доске. — Их убивают одну за другой. Прошло уже больше месяца с тех пор, как скончался твой отец, и защита слабеет с каждым днем. В конце концов, лес пробьется внутрь, и нам крышка. Передашь мне молоток?
Уайатт подчинилась, обойдя одну из белых шелковинок, когда это сделала. Джеймс снова принялся стучать молотком, как раз в тот момент, когда из кладовой донесся еще один громкий стук. Кура высунула свою жилистую голову, в зубах у нее хрустел сырой феттучини. Где-то наверху прокукарекал петух.
— Это поможет? — спросила она, передавая Джеймсу еще один гвоздь. — Доски?
— Нет, — последовал мгновенный ответ Питера.
Она не смотрела на него. Она не могла. И не знала, сможет ли когда-нибудь снова.
— Я не причиню тебе боли, — прозвучал его голос у нее в голове. — Я буду смотреть тебе в глаза.
Ей стало интересно, спал ли он прошлой ночью или лежал без сна и слушал, как она плачет. Удовлетворило ли его — знать, что он, наконец, пролил первую кровь.
— Это не повредит, — сказал Джеймс, переводя взгляд с одного на другого. — Хотя все пошло бы быстрее, если бы нам кто-нибудь помог.
— Меня пугает не то, что находится снаружи, — сказал Питер. Спрыгнув со стола, он поставил курицу на пол. Она вспорхнула и скрылась из виду, дико фыркая на ходу. Даже не взглянув в сторону Уайатт, он выскользнул в коридор. После секундного колебания Уайатт последовала за ним.
— Питер, подожди. — Она проглотила гордость, от этого у нее перехватило горло. — Мне нужно кое-что показать тебе.
***
Несколько мгновений спустя они стояли плечом к плечу в гостиной и смотрели на гниющее пианино, молча оценивая ущерб. Питер первым нарушил молчание.
— Уайатт, это…
— Я солгала тебе, — сказала она, прерывая его. — О том,
Пауза.
— Знаю.
— Дело не в том, что я не хотела помочь. Я бы усилила защиту, если бы могла. Я бы помогла тебе, даже если бы… — Она замолчала, слова повисли в воздухе. — Даже если бы ты планировал убить меня перед концом.
Он сжал руки в кулаки. Он все еще не смотрел прямо на нее, и она подумала — всегда ли он так открыто ненавидел ее? Возможно, она была настолько ослеплена тем, как хотела, чтобы все было, что отказывалась видеть реалиии. Ей было больно смотреть на него, даже искоса. Это было все равно, что задеть за живое. Вместо этого она принялась изучать солнечную бусинку, отражавшуюся в хрустальном стекле вазы для попурри.
— Просто я не такая, как мой отец, — сказала она. — Я не садовник, не смотритель, или кем бы он там ни был. Мама часто шутила, что он мог вернуть к жизни кого угодно. Раненое животное, лимонное дерево, луговой цветок.
«Умирающего мальчик», подумала она.
— Но не я, — прошептала она сдавлено. — Я не заставляю вещи расти. Я заставляю их гнить.
Там, навязчивые, как паук, были воспоминания, которые она с таким трудом отгоняла, — мигающие огни скорой помощи. Обвиняющие взгляды сверстников. Вонь разложения, сернистая и странная.
— Знаю, — повторил Питер. Он по-прежнему не смотрел на нее. Воздух между ними словно сгустился.
— Может быть, я могла бы попробовать, — сказала она, все еще глядя в мерцающий шар. — Я имею в виду, усилить защиту. Может быть, я могу что-то сделать, чтобы защитить лес. Я хочу помочь. Просто… не знаю как. Это просто происходит. Это непроизвольно, как чихание.
— Это совсем не похоже на чихание, — возразил он. — Чихание вызывается внешними факторами. Ты черпаешь энергию из внутреннего источника.
Что-то оборвалось у нее в груди. Она сердито повернулась к нему.
— Тебе что-то об этом известно?
— Это не имеет значения, — сказал он. — Слишком поздно. Зверь уже здесь.
Ее кожа покрылась льдом.
— Как такое возможно?
У него не было возможности ответить. Что-то тяжелое с грохотом упало на пол, и они, резко обернувшись, увидели в холле Джеймса, у ног которого лежала стопка досок. На его лице появилось странное подобие улыбки.
— Не прерывайтесь из-за меня, — сказал он, не сводя взгляда с Питера. — Я умираю от любопытства услышать, что ты собираешься сказать. Увидев, что Питер просто смотрит на него, он придвинулся ближе. — Ты собираешься выкопать все свои скелеты? Расскажешь ей, что зарыто в роще?
— О чем он? — потребовала ответа Уайатт.
Питер по-прежнему молчал. Джеймс выдавил из себя смешок.
— Типичный Питер. В тот момент, когда все начинает идти наперекосяк, он захлопывается, как капкан.
Его взгляд метнулся к пианино, и улыбка на его лице слегка угасла.
— Это что-то новенькое. — Он подошел к заплесневелой витрине, под его ботинками крошился мох. Подцепив ногтем большого пальца синие чешуйки лишайника, он спросил:
— Помнишь то лето, когда Уайатт убедила себя, что масляный цветок может стать эффективным детектором лжи?