Твоя
Шрифт:
Потом поднялся наверх, чтобы проститься с Лали. Уверена, Лали поплакалась ему и рассказала о нашем вчерашнем разговоре. Обычное дело: Лали настраивает его против меня. Она поступает так с самого детства. К тому же эти двое всегда прощаются очень долго, я говорю «эти двое», потому что если бы мне пришлось куда-нибудь уехать, они бы не стали делать из этого такой трагедии. Особенно Лали. Я себе их представила: говорят, смотрят друг другу в глаза, она плачет крокодильими слезами, он ее успокаивает. Как будто Эрнесто больше никогда не вернется!
Лали с Эрнесто — они такие чувствительные, такие сентиментальные, так любят из всего устраивать драму!
20
— Ты
— …
— Лали…
— Чего тебе, папа?
— Попрощаться. Я уезжаю до понедельника.
— Пока.
— Ты меня не поцелуешь?
— Оставь меня, папа, мне плохо.
— У тебя голова болит?
— Нет.
— А что у тебя болит?
— Меня тошнит и рвет.
— Что ты ела вечером?
— Ничего, папа, я ничего не ела.
— Но, Лали, это неправильно. Может быть, поэтому ты сейчас себя плохо чувствуешь.
— …
— Хочешь, я скажу маме, чтобы она принесла тебе завтрак?
— Нет!
— Лали, ты же не борешься с лишним весом и не сидишь на диетах, да?
— Ты сегодня просто умник, все обо всех знаешь.
— Лали, я твой отец.
— …
— Знаешь, что все может закончиться анорексией?
— Папа, перестань говорить чушь.
— Нет, это не чушь. Я скажу маме, и она принесет тебе завтрак.
— Нет! Я хочу поспать, понимаешь?
— …
— …
— Со мной все хорошо.
— …
— …
— …
— Мне нужно идти, за мной прислали автомобиль.
— Пока.
— Знаешь, что я еду в Бразилию?
— …
— В Рио.
— …
— В командировку.
— Как здорово.
— Тебе привезти чего-нибудь из дьюти-фри?
— …
— Какие-нибудь духи?
— Привези чего хочешь.
— Не знаю, лучше скажи, ты же знаешь, я в таких вещах не разбираюсь.
— Ладно, привези мне духи.
— Хочешь что-нибудь конкретное?
— Нет, папа, любые.
— Поешь, ладно?
— …
— Увидимся.
— Пока.
21
У двери дома просигналила машина. Это был автомобиль, который прислали за Эрнесто. Мы поцеловались на прощание. Не такой поцелуй, чтобы «вау!», но все-таки мы поцеловались. Для людей, столько лет живущих в браке, как мы с Эрнесто, это более чем неплохо. Со временем супруги перестают целоваться. Это всем известно, но никто об этом не говорит. И это ничего не значит. Такова жизнь. Иногда супруги целуются на публике, чтобы остальные видели, что они целуются. Как бы говоря: «Видите, иногда мы целуемся!» Но наедине все по-другому, тут не стоит заблуждаться. Как было бы заблуждением думать, что не целоваться — плохо, ведь никто ни с кем об этом не говорит, никто не знает, что со всеми происходит то же самое. Со всеми. Включая тех, кто ведет более-менее активную сексуальную жизнь. Кто может заниматься любовью минимум раз в неделю. Или в лучшем случае два раза. Но поцелуи — это другое дело. Очарование поцелуя проходит слишком быстро.
Я проводила его до двери и подождала, пока машина тронется с места. Помахала ему рукой на прощание. Он кивнул головой и поднял руку, но махать не стал. Я пошла на кухню и выпила чашечку кофе. Почитала газету, никуда не торопясь. Меня не тревожила мысль о том, что выходные я проведу одна. Лали уезжала за город к какой-то подруге. К счастью для нас обеих. После вчерашнего разговора наши отношения стали немного натянутыми. Я собиралась наконец-то подумать о себе, сделать все то, на что у меня обычно не хватает времени. Намазаться кремами, сделать пилинг, поваляться в ванне, пройтись по магазинам, взять в прокате какой-нибудь романтический фильм — из тех, что Эрнесто терпеть не может. И еще можно есть что придется, готовить ни для кого не надо. Я думала об этом, и с каждым разом идея мне нравилась все больше. Я собиралась
Я пошла наверх переодеться. Войдя в комнату, не сразу поняла, в чем дело: что-то было не так, но что именно, я сказать не могла. Я переоделась, уложила волосы, немного накрасилась и, уже стоя на пороге, увидела ее. Это было словно сигналом тревоги — папка голубого цвета. Она лежала на прикроватном столике Эрнесто, там, где он ее оставил прошлой ночью, после того как перечитал свой доклад. «Что за дырявая голова у тебя, Эрнесто, ты позабыл свою папку», — подумала я. И недолго думая села в машину и помчалась в аэропорт Эсейса.
Я вела машину гораздо быстрее, чем обычно. Мне нужно было приехать раньше, чем Эрнесто пройдет на посадку, чтобы успеть передать ему голубую папку. Про себя я просчитывала его передвижения, чтобы понять, смогу ли я успеть вовремя. Сейчас он уже должен добраться до аэропорта Эсейса. Он выехал довольно рано, в такое время в очереди на регистрацию скорее всего почти никого нет. Никто не приезжает за два часа до вылета, как того просят авиакомпании. Эрнесто — да, он очень пунктуален в такого рода делах. И очень скрупулезен, следовательно, после регистрации он сразу же пойдет на посадку. Что ему делать внизу! Ну а я вечно путаюсь в этих расписаниях. На пропускном пункте у платной дороги для разнообразия работала только половина шлагбаумов, и я задержалась чуть дольше, чем рассчитывала. И в аэропорту с большим трудом нашла место для парковки. От автомобиля я почти бежала, сжимая папку в руках. Просмотрела одну за другой все очереди к стойкам регистрации. Его нигде не было. Подошла к табло. В это время отправлялся только один рейс на Рио. Рейс авиалинии Varig. Подошла к стойке этой компании. Попросила, чтобы мне сказали, зарегистрировался ли уже на этот рейс Эрнесто. Мне ответили, что они не дают информацию такого рода, и по равнодушному тону сотрудницы авиалинии я поняла: настаивать бесполезно. Я прошлась по всем барам в зале. Эрнесто всегда пьет много кофе, это вредно, но ему нравится, так что, может, он сидит там. Его там не было. Возможно, он пошел в туалет или чего-нибудь купить. Я поискала в сувенирных лавках, у киосков, подождала у мужского туалета. Он не появился. Я уже хотела под каким-нибудь предлогом вызвать его по радио — как последнее средство. Эрнесто терпеть не может, когда к нему привлекают лишнее внимание, даже если от этого, как в случае с голубой папкой, зависит его жизнь. Лучше всего мне встать рядом с эскалатором, ведущим на посадку. Если мой муж все еще не сел в самолет, то он обязательно пройдет туда.
Я ходила около эскалатора, когда вдруг увидела куртку Эрнесто. То есть куртку, в точности похожую на ту, что надел Эрнесто. Но это был не Эрнесто, это был какой-то другой мужчина, он поднимался по эскалатору в обнимку с женщиной. С высокой брюнеткой. Мужчина шептал ей что-то на ухо. А куртка была в точности как у Эрнесто. И брюки те же самые, что сегодня утром надел Эрнесто. С такими же четкими стрелками, какие заглажены на брюках Эрнесто. И с сумкой Эрнесто в руках. С сумкой, которую я сама собирала. Для Эрнесто. Он повернулся в профиль, чтобы поцеловать ее. Эрнесто ее поцеловал. И она, Чаро, тоже поцеловала его.
Пока они поднимались на эскалаторе, мне хотелось закричать. Должно быть, меня охватило что-то вроде мгновенного паралича, потому что вдруг пропал голос, я открывала рот, но не могла издать ни звука. Больше того, все остальные звуки тоже исчезли. Будто кто-то выключил громкость. Я ничего не могла сказать, не могла пошевелиться, ничего не слышала. Только смотрела.
Пока наконец в моем поле зрения не остались лишь ботинки Эрнесто и ее сандалии.
Больше я ничего не видела.