Ты будешь моей
Шрифт:
— Хочешь в соседнюю камеру? Ты знаешь, насколько легко отцу Яна это устроить? Если он засадил собственного сына, то и для тебя, как для мешающего звена, может это сделать. И чем это Кострову поможет, позволь узнать?
Я опускаю голову, обнимая себя руками.
Чувствую себя маленькой девочкой, которую отчитывают старшие. Когда я пошла к следователю, мне казалось, что это правда может помочь. Да я даже собиралась сказать ему о вымышленной беременности, но как только увидела его взгляд — сразу поняла,
— Ждешь кого-то? — спрашивает Мирон после звучания дверного звонка.
— Это Тина, наверное. Я открою.
— Сиди уже. Я не уверен, что такие длинные дистанции сейчас тебе по силе.
Вертинский идет к входной двери сам, и уже через пару минут в гостиной появляется моя, наверное, единственная подруга.
Я прищуриваюсь, сразу как замечаю Кристину. В ней что-то не так. Слишком просторный свитер и округлившиеся щеки смущают меня.
— Привет, — машет нервно ладонью Тина, тушуясь под моим пристальным взглядом. — Надо, наверное, раньше было сказать…
Пальцами она подцепляет свитер по бокам и натягивает его, демонстрируя мне уже прилично округлившийся животик.
— При-вет, — от растерянности я начинаю говорить слогами.
— Нам пять месяцев.
— Поздравляю?..
Беременность Тины стала для меня полной неожиданность. За все это время она ни разу даже не намекнула, что ждет малыша. А мы вообще-то регулярно обменивались новостями, поддерживая связь после моего переезда в Питер.
Где-то месяца три назад она даже приезжала в гости. Теперь-то я понимаю, почему она отказалась от торта с ликерной пропиткой и все время глотала какие-то «витамины».
Кристина демонстрирует мне безымянный палец с аккуратным колечком на нем, и я окончательно выпадаю в осадок.
— Мы решили сыграть свадьбу после рождения малыша, когда я приду в форму. Хочу красивые фотографии, чтобы потом не разглядывать отеки всю оставшуюся жизнь.
— Поздравляю… — повторяю я как попугайчик.
— Тебя тоже можно поздравить, да? Мы с тобой еще поборемся за статус самой скрытной подруги. Двигайся давай, я запыхалась вся с дороги, эта беременность меня добьет…
Тина тянется к стакану, к которому я так и не притронулась.
— Эть, — Мирон резво забирает его из рук Кристины. — Беременным такое не особо желательно, мне кажется. Я принесу что-нибудь безобидное.
— Что ты мне туда намешал? — вмешиваюсь, с опаской поглядывая на стакан.
— Секретный рецепт.
На самом деле я рада, что Кристина нашла время приехать. Разговор с ней немного отвлекает меня, вытаскивает из состояния настоящей депрессии, я даже улыбаюсь в некоторые моменты.
Как-то неожиданно я тихо начинаю таскать кусочки сыра из тарелки, которую нам принес Мирон. Когда они заканчиваются, я подскакиваю с дивана
— В какой больнице? — дверь на балкон приоткрыта, поэтому голос Мирона звучит отчетливо. — Что он сделал?!
Я влетаю на балкон к Мирону и едва не выхватываю телефон у него из рук. Маячу рядом с ним все время разговора, под конец уже не выдерживаю и вырываю у него тлеющую сигарету.
Делаю один вдох, чтобы успокоиться, и тут же захожусь в приступе удушливого кашля. Голова моментально начинает кружиться.
— Ты чего делаешь, Агата Юрьевна? — после сброса звонка Вертинский косится в мою сторону. Отнимает сигарету и тушит ее в пепельнице.
— Что с Яном?!
Он молчит. Закусывает губу и разглядывает меня, как бы думая, говорить или нет.
За это длительное ожидание и погибель моих оставшихся нервов я бью его кулаком в солнечное сплетение. Теперь у меня еще и рука болит ко всему прочему.
— Мальчиков бить нельзя.
— Это девочек нельзя вообще-то.
— Нас тоже. Подслушивала? — Мирон прищуривается.
— У нас закончилась еда, я просто пришла на кухню за добавкой… Почему я вообще оправдываться должна? — снова, как фурия, набрасываюсь на него.
Я уже даже готова паяльник где-нибудь найти, лишь бы выбить всю правду из него. Он что, нарочно надо мной издевается?
Или…
Или он подбирает слова, чтобы…
— Выдохни, — мои плечи обжигает его цепкой хваткой. Мирон встряхивает меня, как тряпичную куколку. — Живой он, сцепился с кем-то в камере, заработал себе проблем.
— К-каких проблем?.. — голос звучит сипло.
— Он ножичком подрезал какого-то мужика. Подозреваю, в целях самообороны или случайно зацепил, когда хотел у него из рук выбить лезвие, но следователь естественно приписывает все Яну.
— А с ним что? Это он в больнице же, да?
— Оба. В обморок только не падай, Яну тоже досталось. Там что-то с рукой, насколько я понял. То ли перелом, то ли трещина.
— В какой он больнице?
— Агат, тебя не пустят все равно… Только зря съездишь. Я сейчас сам смотаюсь, узнаю все подробности, чтобы не играть в глухие телефоны, — он мягко подталкивает меня зайти в квартиру.
А я пошевелиться не могу. Все тело сковало, руки и ноги не слушаются.
Хочу к нему.
Как же я хочу хотя бы просто увидеть Яна…
Мирону все же удается усадить меня на стул и всунуть стакан в мои дрожащие пальцы. Я подношу его к губам, и в нос тут же бьет знакомый запах.
Отталкиваю от себя этот «коктейль», стакан проезжает по скользкой столешнице и летит на пол, со звоном разбиваясь. Вертинский лишь качает головой на это, смерив меня неодобрительным хмурым взглядом.