Ты мне только пиши
Шрифт:
О фронте Гречинский никогда не говорил. Даже когда в цирке среди "старичков" вдруг заходил разговор о войне и кто-нибудь вспоминал, что в сорок четвертом он был там-то, на таком-то направлении, в такой-то армии, Володя молчал.
Только однажды Волков услышал от Володи о том, что он воевал под Ржевом. Это было так: Волков случайно встретил Гречинского в Москве. Володя был в отпуске, Волков проездом. Они обрадовались друг другу, закатились в "Националь", поужинали, и Гречинский уговорил Волкова поехать к нему ночевать.
Машина тронулась. Пьяный сразу же повернулся к Волкову и Гречинскому и стал осыпать их отборной руганью. Он кричал, что потерял ногу вот за таких стиляг и пижонов, что он, если захочет, выбросит их из такси и ему за это ничего не будет, потому что он кровь проливал в то время, когда они где-то отсиживались. Он кричал, что на все имеет право - он воевал вот этими руками. Москву спасал...
– Заткнись, - сказал ему Волков.
И тогда пьяный стал уже совсем отвратительно грязно ругать Волкова и Гречинского. Молоденький шофер такси пугливо посматривал на инвалида.
– Остановите машину, - не выдержал Волков.
– Дима, выкини его к чертовой матери, - спокойно сказал Гречинский.
Шофер притормозил.
– Вы что, с ума сошли?!
– закричал пьяный.
– Я же на протезе! Куда я пойду? Не трогайте меня!..
Волкова трясло от омерзения и злости. Он вышел из машины и рывком открыл переднюю дверцу.
– Вылезай, - хрипло сказал Волков.
– Да что вы, ребята!.. Ну нажрался я... Нажрался! Что, думаешь, с радости?
– И пьяный заплакал.
Волков захлопнул дверцу, сел рядом с Гречинским и сказал пьяному:
– Еще одно слово - и вылетишь. Понял?
Пьяный промолчал.
– Поехали, - сказал Волков.
Как только машина тронулась, пьяный нагло расхохотался.
– Что, съели?! Кто меня тронет, тот два часа не проживет!.. Я ногу потерял, я за Россию кровь пролил, а ты, ты что видел?!
– И он повернулся к Гречинскому.
Володя рванулся к пьяному, сгреб его за воротник и бешено крикнул ему в лицо:
– Заткнись, сволочь! Ты один всю Россию спас?! Кроме тебя, никого там не было?! Двадцати миллионов мертвых не было? Гад!!!
Гречинский выпустил пьяного, откинулся на сиденье и пробормотал:
– Ах сука какая!.. Ах сука...
– Попался бы ты мне подо Ржевом, - плаксиво сказал пьяный.
– Подо Ржевом я бы с тобой вообще не разговаривал, - сказал Гречинский.
– Да и ты бы там помалкивал...
Уже потом, дома, под утро, Володя посмотрел на Волкова
– Димка, а я ведь руку-то потерял подо Ржевом...
В этот день после вечернего обхода Гервасий Васильевич ненадолго сходил домой. Он вернулся, держа в руках большую тарелку с виноградом, а под мышкой старый потрепанный томик.
Он поставил перед Волковым виноград и сказал:
– Тебе Кенжетай кланяется. Помнишь, я тебе про него рассказывал? Он говорит, что видел тебя в цирке и ему очень понравилось, как ты танцевал на канате...
– Это был не я, - улыбнулся Волков.
– Это Артемьев...
– Я знаю, - сказал Гервасий Васильевич.
– Мне просто не хотелось его огорчать. Мне кажется, что он запомнил только танцы на канате, а так как я ему про тебя поведал, то он хочет, чтобы это был обазательно ты... Ничего не имеешь против?
– Пожалуйста, - ответил Волков.
Он попытался осторожно повернуться на бок и вдруг почувствовал, как в больной руке что-то булькнуло. Словно в пустой наполовину бутылке плеснулась жидкость. Он легонько шевельнул левой рукой и вместе с острой болью опять услышал бульканье.
– Лопай виноград, - сказал Гервасий Васильевич.
– Это глюкоза, а в твоем состоянии она сурово необходима.
– Мне уже сегодня делали ее внутривенно...
– Очень хорошо. От глюкозы еще никто не умер.
Волков опять шевельнул рукой, прислушался к бульканью под локтем и спросил:
– Я не открою новую страницу медицины, если все-таки умру от глюкозы?
Гервасий Васильевич поморщился. Он стоял у окна и перелистывал томик.
– Не болтай, ради бога. Лучше послушай, брат Дима, грандиозные строки:
Вагоны шли привычной линией, Подрагивали и скрипели, Молчали желтые и синие, В зеленых плакали и пели.
Гервасий Васильевич глубоко вздохнул, снял очки и положил книгу на подоконник.
– Вот как, Дима... "Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели..." Черт знает какая силища!
Волков облизнул пересохшие губы и продолжил:
Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блеклыми, Ее, жандарма с нею рядом...
Гервасий Васильевич посмотрел на Волкова, взял книгу и снова стал листать страницы, приговаривая:
– "Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели..." Женись, Дима... Обязательно женись. И заведи кучу детей...
– Поздно мне, - сказал Волков.
– Ерунда, - отмахнулся Гервасий Васильевич.
– Нарожаешь детей, привезешь их сюда, я тебе их тут пасти буду.
– Поздно мне, - повторил Волков.
– Глупости!
– возмутился Гервасий Васильевич.
– Жить никогда не поздно. Знать, что ты кому-то необходим, никогда не поздно... Одиночество это эгоизм. Чистейшей воды эгоизм... Ты, Волков, эгоист...