Ты – мне, я – тебе
Шрифт:
– У вас проблемы? Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
– Подбросьте меня на стоянку такси.
– Садитесь.
Ронни открыл дверцу и впервые в своей жизни – кроме того времени, когда он служил шофером, – сел в удлиненный лимузин. Он устроился на сиденье рядом с Элизабет.
– Вам придется заехать со мной в больницу.
– Нет, – сказал он. – Не могу пропустить встречу с главным редактором. Это было бы предательством по отношению к Элен.
– Ваше дело может подождать еще сутки. Даже если материал будет опубликован послезавтра утром, цель будет достигнута. И не забывайте, что если из-за
– Вы очень упорная женщина! – бросил Ронни.
Лимузин ехал очень тихо. Они выбрались на бульвар Сансет и направились к больнице «Кипарисы». Ронни искоса тайком наблюдал за сидевшей рядом женщиной. Мог ли он чем-то привлечь ее? Возбудить в ней чисто физическое любопытство? Стать бы личным фотографом мисс Гаррисон, это была бы такая удача! Может, стоит с ней об этом поговорить? Он не смел даже шевельнуться.
– Вы хотите, чтобы я отказался от дела Элен? – спросил он.
– Вовсе нет. Пока заедем в больницу. А уж потом вы примете решение. Возможно, Элен будет в состоянии говорить.
Ронни откинулся на кожаное сиденье цвета ночи этой черной стальной крепости, чьи тонированные стекла подчеркивали блеск гигантских рекламных щитов, стоявших вдоль бульвара Сансет.
6
Ронни дрожал. Близость Элизабет волновала его. Не попробовать ли к ней прикоснуться? Простой контакт ноги? Смешно. Он одернул себя. От его пиджака несло потом, он боялся, что Элизабет почувствует отвращение. Красивый парень, приехавший из Франции, любовник латинского типа часто мылся в те времена, когда мечтал добраться до шелковистых тел великолепных женщин. Он мечтал, как он стал бы целовать пальцы их ног с накрашенными ногтями, просовывать голову между бархатистыми бедрами, целовать их сокровища, похожие на свежеочищенные плоды личи. Как его длинные пальцы бегают по эрогенным зонам; время от времени, словно случайно, он просовывал бы их рядом с языком в узкое влагалище. Он обожал вызывать и прерывать стон, а затем нападать на довольную жертву.
Годы борьбы за существование принесли ему одни лишь разочарования, и поэтому он стал мало-помалу забывать свое сексуальное «мастерство». Он уже не был соблазнительным молодым человеком. Мешки под глазами свидетельствовали о пристрастии к выпивке и о бессонных ночах. Нет, сегодня вечером его инстинкт самосохранения не позволял ему совершать никаких неуместных поступков.
Элизабет догадалась о физическом влечении фотографа, возненавидела его за это еще сильней и отодвинулась. Потом позвонила в больницу. Ей сообщили, что Элен только что пришла в сознание.
– Изменение маршрута, – произнесла она в полголоса в микрофон, к которому был подключен Ванг.
И объяснила, как надо было ехать. Машина съехала вниз по бульвару Сансет, а затем рядом с Родео-Драйв въехала на перпендикулярную улицу. Шикарные дома на этой улице были окружены деревьями, цветущим кустарником и решетками, которые часто скрывались под зеленью. Ванг притормозил перед домом в колониальном стиле. Три этажа, терраса
– Здесь живет Шиллер, – сказала Элизабет. – Скажите честно: ребенок все еще здесь? Элен вам часто об этом рассказывала, не так ли?
Соврать Ронни не посмел. Только не этой женщине.
– Шиллер купил этот дом после развода. Мы приезжали сюда с Элен. Только чтобы взглянуть.
Улица была слабо освещена. Ванг ждал приказаний. Элизабет думала.
– Расскажите мне об их повседневной жизни, – потребовала Элизабет. – Часто ли он видится с ребенком?
Ронни повторил то, что ему рассказала Элен.
– Там есть гувернантка, она же няня, уборщица и кухарка. Гаитянка. Шиллер часто возвращается домой поздно.
Элизабет повернулась к Ронни.
– Мальчиком занимается одна только нянька?
– Есть еще телохранитель. Иногда они с Тимоти играют в мяч позади дома.
– Значит, ребенок всегда выходит в сад под присмотром?
– После решения суда, по которому Элен запрещено приближаться к дому ближе чем на двести метров, Тимоти может качаться на качелях и кататься с горки…
Ронни с удовольствием оказался бы в другом месте, дыхание его стало прерывистым.
– Мне тяжело, – сказал он. – Элен так плакала… Прошу вас, позвольте мне уйти в документами. Я должен сдержать обещание.
– Вы не выйдете из этой машины, прежде чем не отдадите мне видеокассету.
Он замолчал. Она дала распоряжение трогаться. Всю недолгую дорогу до больницы они молчали. Вскоре Ронни увидел главный вход знаменитой больница «Кипарисы».
– Что я должен делать? Идти с вами? – спросил Ронни. – Вы принимаете меня за собачку на поводке?
– Я не имею права оказывать на вас ни малейшего давления, равно как требовать от вас документы. Вы даже можете уйти. Но если в вас есть капля разума, вы выслушаете меня.
Ронни был сбит с толку такой переменой отношения к себе.
– Вы все бросаете?
– Нет. Элен – нет. А вас – да. Держите меня в курсе дела. Если вы все правильно оценили, вы никому ничего не передадите.
– Раз уж я здесь, – смущенно пробормотал он, – я хотел бы увидеть Элен…
Элизабет пожала плечами.
– Зачем? Она едва не умерла на ваших глазах, с вашего глупого согласия. Она выжила. С вас этого довольно.
– Вы пойдете к ней в палату?
– Если доктор разрешит, я проведу там остаток ночи.
– Когда она проснется, ее первой мыслью будет ребенок… и публикация в газете.
– Как знать? Прежде всего, она должна решиться жить дальше.
– Значит, – подвел итог Ронни, – все это было напрасно. Не будет ни скандала, ни права видеться с ребенком…
– Полагаю, что ее адвокатом в том процессе был начинающий юрист. Я могу предложить Элен услуги одного из лучших специалистов по бракоразводным процессам. Если у него будут ваши документы, то в ходе процесса он сможет, опираясь на снимки ее отчаянной попытки самоубийства, добиться положительного решения. Не забывайте, что американское правосудие сильно отличается от европейского. Если фотографии будут опубликованы, их будут рассматривать как оружие шантажа, а видеофильм – как угрозу. И совсем другое дело, если их представить как доказательство несправедливости, которая вынудила бывшую миссис Шиллер покончить с собой.