Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
Он и сам держаться должен был. Вести себя так, как ожидали бы родители Принцессы, за которой стал волочиться Бродяга, но… Не в его характере было пресмыкаться. Все, что у него с детства было — чувство собственного достоинства. И по нему не позволено было топтаться никому. Даже самому большому в мире денежному мешку.
— Все хорошо будет, Ксень, — Ваня в очередной раз от дороги отвлекся, улыбнулся ласково, насколько мог, положил руку на ее колено, сжал немного, погладил большим пальцем нежную кожу. Она кивнула. Не верила, но кивнула.
— Они просто не знают тебя. Никто тебя не знает, поэтому… — ей было невыносимо стыдно за родителей перед Ваней. Перед самым лучшим в мире мужчиной.
— Ты знаешь — это главное. Мне больше ничье одобрение не требуется.
Он честно ответил, она это прекрасно знала. Откинулась в кресле, голову запрокинула, глаза закрыла, постаралась успокоиться… В голове такой сумбур творился. Сотня вопросов, миллион мыслей.
— Если что, я у Марины поживу, она пустит… — поняла вдруг, что она сама решение приняла — уходить из дому — не спрашивая у Бродяги, примет ли, хочет ли… Испугалась почему-то.
Они в этот момент как раз на светофоре притормозили. Ваня глянул на нее, не понимая, что говорит, потом…
Рукой за шею ее к себе притянул, уткнулся лбом в ее лоб, грубо все это делал, но он иначе не умел, она это знала прекрасно.
— Глупостей не говори. Я квартиру начну искать. А пока у нас побудешь. Кир поймет… Все будет хорошо.
Кивнула, как могла, дальше ехала, уже неотрывно на него глядя. На свой выбор. Свой единственный возможный правильный выбор.
Настоящее…
— Такая же, — воспоминания того ухода у обеих женщин перед глазами промелькнули. Обеим тогда было очень сложно. Обе долго шли к прощению. Обе до конца так и не простили, но приняли… То, что они разные, что они никогда не станут единомышленницами в некоторых вопросах, но любить друг друга они могут невзирая на это.
— Спасибо, — Нина все поняла, смирилась, кажется. Сменила оборонительную позицию — у дверного косяка, на позицию принятия — прошла вглубь комнаты, села на кровать.
— Мне отец сказал, что ты думаешь о всяких глупостях…
Ксюша хмыкнула. Надеяться на то, что Нина не узнает, было бы слишком наивно. С другой стороны… Отец правильно поступил. Ведь первая порция возмущения и отрицания досталась ему. Он, наверное, уже и успокоить ее успел… Слегка.
— Это не глупости, мам. Я думаю о том, чтобы родить от Вани.
— Зачем? Зачем себя мучить… И ребенка? Это ведь жестоко, Ксения. Сознательно рожать, когда знаешь — он не узнает, что такое любовь родного отца.
— Ты говоришь так не потому, что так думаешь. Просто не считаешь мое поведение правильным, вот и давишь на эгоистичность…
— А какая разница, почему я так говорю? Важно, что тебе ответить нечего…
Ксюша усмехнулась, чемодан закрыла наконец-то, на пол спустила, потом же рядом с матерью села, положила голову на ее плечо, прикрыла глаза, позволила приобнять себя, по голове погладить.
Это удивительно, но язык может жалить в самое сердце, а руки одновременно лечить самые глубокие раны.
— Мне нужен маяк, мам. Иначе унесет…
Дальше спорить Нина не стала. Поняла. Прекрасно поняла. У нее ведь был свой маяк — своенравная Ксюша. Та, которая выросла совершенно на нее не похожей, но самой близкой, самой родной.
И что бы в жизни ни происходило — у Нины был маяк. Потеряй она его… Даже думать не хотела, что с ней случилось бы.
— Значит, воспитаем… Надеюсь, в Веремеевскую породу пойдет…
Глава 12
Настоящее…
— Алло, Ксения Игоревна?
— Да, Кристина, слушаю вас…
— Я обещала набрать, когда статья выйдет… Исполняю обещание…
Ксюша почему-то хмыкнула, бросила взгляд на рабочий стол.
Она была в курсе, что статья уже вышла. Утром номер глянца принесли в кабинет. Когда она спросила: «ну что там? Совсем туалет?», ассистентка уклончиво ответила, что об Иване Николаевиче было хуже…
Ксюше этого хватило, чтобы успокоиться. Хотя… Если быть честной, она и не напрягалась. В жизни были вещи поважней. Да и читать скорей всего не стала бы. Ее ведь действительно интересовало одно: откуда у девушки информация о следствии. Это она выяснила. А остальное было неважным.
— Спасибо. Непременно прочту.
— Я жду ваш вердикт. Буду благодарна…
— Зачем вам? Я ведь не специалист. Обыватель, который чтением прессы в принципе не увлекается.
— Вы мне понравились. Понимаю, вы заняты, но… Если будет минутка — дайте фидбэк.
— Ладно…
Ксюша скинула, застыла на пару секунд… Только сейчас поняла, что ей Кристина тоже понравилась. Хотя нет — скорее заинтересовала.
Странно, что интервьюер интересует интервьюируемого, должно ведь быть наоборот, но в их случае…
Ксюша позже не один раз возвращалась к завершающей части их диалога.
Тихомировой казалось, что она видела в глазах Кристины сочувствие, когда речь шла об Иване. Не показушное, напускное, приличия ради, а искреннее. Она не рвала на себе волосы, не извинялась каждый раз, когда задавала неудобные вопросы. Тут все было очевидно — в приоритете не чувства вдовы, а горяченький контент. Но, кажется, журналистка понимала, что именно испытывает Ксюша, и поэтому способна была по-своему сострадать.