Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
— Я и вам привезу, Ксения Игоревна. Будем вас откармливать.
Макс рассмеялся, Ксюша следом, отгоняя… Отгоняя мурашки. А еще предчувствуя очередную «веселую ночь». Наверняка Ваня снова сниться будет…
Глава 13
Сон…
— Знаешь, Тихомиров… Мне кажется… Я люблю секс…
Ваня, голый до пояса, в наскоро натянутых домашних штанах, оглянулся, окидывая Ксюшу шутливо-скептическим взглядом.
Замечание было забавным. Но, наверное, уместным. В три часа ночи, когда они потратили на тот самый любимый Ксюшин секс все силы, теперь же перебрались на кухню, чтобы подкрепиться.
Ваня выступил с инициативой готовить, Ксюша не возражала. Катастрофой это закончиться не должно было, готовил Тихомиров вполне хорошо…
Она же могла с удовольствием разглядывать его спину, чувствуя, что только смотрит на него — а уже хочет больше, чем есть…
Он был красив, тут не поспоришь. По-мужски красив. Без особой нежности черт и утонченности. Коротко стрижен, широк в плечах, кожа темнее, чем Ксюшина, по спине тянется несколько белесых шрамов. Как объяснял Ваня — следы «счастливого» детства и буйной юности, Ксюша же подробности не выпытывала. Он вообще неохотно о прошлом говорил, это и понятно — там было не слишком много хорошего…
Только увидев его в университете, Ксюша впервые в жизни ощутила реальную сильную заинтересованность к мужчине. Раньше все как-то… Пресно было что ли, а тут… Все началось с того, что она элементарно его захотела, а уж потом влюбилась. Почему-то решила в какой-то момент, что он станет ее первым, а получилось — единственным.
— Тебе не холодно? — Ваня оставил на время мясо на гриле, сам к Ксюше подошел вплотную, рассыпанные по его рубашке, которую она так же спешно на плечи накинула, как он штаны, волосы одним движением собрал, на кулак намотал, потянул легко, прося голову запрокинуть, улыбку поцеловал… Хищную… Голодную немного. Ему это особый кайф доставляло — то что она почти всегда немного голодна. От нее веяло этим голодом, его утолить хотелось. Честью было то, что позволялось только ему.
Ваня не спешил. Все равно ночь к чертям уже, не выспятся за оставшиеся пару часов. Но и жалеть не о чем было — зато налюбятся хоть немного. С губ начал, первым делом долго целуя, просто губ губами касаясь, потом раскрывая немного, заводясь от того, что он только приоткрыть просит, а она уже больше дает, пытается его язык своим выманить, проигрывает в игре контролей…
После губ к шее спускается, она тут же пальцами в волосы…
— Ты следишь? — шепчет сбивчиво…
— Три минуты на одной стороне жарю, потом переверну.
И три минуты… Ровно… Ласкает грудь — пальцами и губами, чувствует, как Ксюша вся навстречу подается, как рубаху сбросить пытается… Она и кожу сбросила бы, если от этого его прикосновения станут еще ощутимей.
— На паузу…
Прежде, чем оторваться, Ваня языком скользит от груди до пупка. Потом, насвистывая, подмигнув игриво, возвращается к плите, переворачивает мясо…
— Ты бешеный… Это правда…
Ксюша провоцирует. Знает, с чем играет. Он по ее самообладанию бьет, она по его. Им нравится, когда страстно. Изнемогать нравится. Соревноваться. Проигрывать.
— А ты такая сладкая, — и снова три минуты. Теперь уже для ускальзывающих «за миг до…» пальцев и хныкающих просьб.
Потом мясо, ели которое с одинаковым аппетитом, взглядами друг друга пожирая… После — мытье тарелок. Этот супружеский долг взялась исполнять Ксюша.
И теперь уже пришел черед Бродяги смотреть…
Она специально пританцовывала, призывно виляя бедрами, оглядывалась, бросая лукавые взгляды. Ее без десерта оставили… третьего за ночь… Требовала продолжения банкета.
Сначала с одного плеча рубашку сбросила, с руки сняла, продолжая губку вспенивать и напевать что-то… Вот так выглядит полуголая женщина, кажется. Потом с другого плеча, руки… К ногам…
— Утром помоешь, — своего она добилась. На руки подхватили, обратно в спальню понесли, вместе с губкой и пеной на руках.
Ксюша упала спиной на кровать, оплела его ногами, сама навстречу подалась, чувствуя, как резинка спортивных штанов вниз съезжает… Выгнулась, замерла, он тоже… Она улыбнулась, следом он… Потом только движения. Медленные и мучительные. Самообладание как бешенство. Бешенство до полного самообладания…
Когда Ксюша стала будто руководить, задавая темп нажимом пяток и движениями навстречу, Ваня усмехнулся только, ставя галочку в череде своих побед, а потом… Резко перевернул ее, перехватил поперек живота, и дрожь почувствовал, которая ее пробрала, успел отметить, как позвонки то выпирают, то прячутся, и стон губами поймал, когда он снова вошел, она же голову повернула, прогнулась, принимая.
— Три минуты на одной стороне жарю, потом переверну… — шепнул…
— Боже, какой дурак… — на его губах мимолетная улыбка расцвела, а потом уже не до улыбок было. Неизвестно, это все чудодейственная сила мяса или луна в какой-то особой фазе, но в ту ночь они так и не смогли друг от друга отлипнуть.
А утром были самыми счастливыми. Самыми не выспавшимися в мире и самыми счастливыми.
Настоящее…
Ксюша проснулась из-за собственного стона, приподнялась в кровати на локтях, окинула взглядом спальню…
— Нимфоманка хренова, — а потом уже со вполне осознанным стоном — теперь разочарованным — вновь откинулась на подушке.
В последнее время ее стали мучать уже такие сны — это все из-за гормонального курса, который должен был стабилизировать фон, вот только… Фон может стабилизировался, а Ксюша страдала.
Ночью хотелось Ваню. Утром хотелось Ваню. Днем хотелось Ваню. Вечером хотелось Ваню. Хотя бы обнять, щекой прижаться. Ей казалось, она от одного прикосновения будет в судорогах биться. Но его не было.
А еще эмоции двигались по такой шкале… Будто природа устроила ей ПМС всемирного масштаба.
Все же хорошо, что она в квартиру вернулась. Дома это заканчивалось бы ежедневными истериками — ее и матери. А тут… Свои сложности, но она уже даже привыкла почти.
Его рубашки по-прежнему в шкафу висят одна к другой. Туфли начищенные на своих местах, даже станок его бритвенный — на месте. И запах… Удушливый, тяжелый, любимый… Каждый раз первый вдох для нее — как последний.