Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
— Идем кофе пить тогда.
— Куда? — опешила, но не отошла.
Когда Бродяга рядом оказался, выяснилось, что он выше значительно, а еще, что из-под манжет рубашки проглядываются полосы шрамиков. Один на правой руке, два на левой. Сами руки же… Очень красивые.
— Да в любое кафе неподалеку. Или это тоже папой воспрещено?
Ксюша головой мотнула. Отец не был тираном, да и ее особо в клетку не замкнешь, но какие-то минимальные меры предосторожности с учетом того, что Игорь Веремеев занимался серьезным бизнесом,
Девушка на корпус глянула, потом взглядом на лице однокурсника задержалась. Теперь без страха и смущения — смогла себя в руки взять. У него взгляд был такой… Особенный что ли. Уверенный, жесткий, но затягивающий. Ей хотелось в глаза ему смотреть, по лицу скользить — сначала взглядом, а потом и пальцами может, за руку его взять, чтобы он в своей — красивой, горячей, ее сжал — хрупкую, холодную.
— Идем.
И он будто услышал — тут же взял. За руку. Не переплетая пальцы, а разом в своем кулаке ее спрятал, отогревая, и потянул… В ближайшее кафе. Самое обычное, ничем не примечательное. Ей кофе на стойке заказал, себе чай. Она столик выбрала — у окна, сидела, ждала…
Сначала перед ней чашка опустилась, потом тарелка с эклером.
— Бонус, — Бродяга хмыкнул, устроился напротив со своим чаем.
— Ты не обязан со мной сидеть… Спасибо за кофе, — Ксюша запоздало опомнилась, что оговорка будет не лишней. В конце концов, ни она, ни Георгий не знали, сколько ей здесь торчать придется. А у Бродяги, может, свои планы были…
— Чай-то хоть дай допить, потом выгонять будешь, — он же отреагировал очередной шуткой. Такой… Фирменной, видимо. Не слишком деликатной, без особой витиеватости. Он весь из этого состоял — прямой, резкий, решительный.
— Я не гоню, — Ксюша кофе отпила, зажмурилась… Здесь было хорошо. Как минимум, потому, что тепло. А еще… Можно было из-под опущенных ресниц на него смотреть. — Вы утром с другом таращились на нас.
— Не на вас, на тебя, — и снова мурашки по рукам, а еще глубокий вдох, так, чтобы запах кожи и мужчины заполнил легкие, побежал по крови. — Думаешь, я всех застрявших на правом берегу однокурсниц тащу в кафе? — ухмыльнулся, голову на бок склонил, ожидая ответа.
Нет, она не думала. Она вообще сейчас как-то туго думала.
— Ты мне нравишься, Принцесса.
Первые две «принцессы» ее царапнули, эта… тоже по крови побежала.
— Рада за тебя, — и подыграть захотелось. Улыбнулась, тоже голову склонила.
— И я за себя рад. И за тебя тоже. Повезло…
Не выдержала — прыснула.
— А ты себя любишь! — сказала уважительно. Его самоуверенность не напрягала отчего-то, хотя обычно реагировала на подобные заявления Ксюша раздражением.
— И ты полюбишь… Со временем.
Он же продолжал, не видя берегов… И совершенно не напрягаясь их поиском…
— Думаешь?
— Уверен. Кофе пей. Остынет. И ешь, — а потом чуть ближе к ней тарелку придвинул, и… Она такого даже от матери с отцом не терпела бы. Ест — когда хочет. Пьет — если есть желание. А тут… послушалась. Надкусила, жевать стала… Покраснела чуть, когда поняла, что он за этим процессом наблюдает внимательно…
— Почему себе не заказал?
— Денег пока только на один, — ответил без экивоков. Ксюше же стыдно стало, она пирожное обратно на тарелку положила, уже к нему подвинула.
— Пробуй. Вкусно… Если не брезгуешь…
Он хмыкнул. Не брезговал. Нарочно укусил с той же стороны, с которой она кусала и… Господи, Ксюша готова была умереть от стыда, но это выглядело… Будто у них первый поцелуй. Через пирожное. А потом второй. Потому что она тоже… укус со стороны его укуса.
— Вкусно, — Бродяга прожевал, но от продолжения банкета отказался. Предпочитал другие поцелуи. Да и к сладкому равнодушен был.
Через минуту ее телефон зазвонил, Ксюша взяла.
— Алло, пап.
— Ксень, мне Гоша позвонил, сказал, что ты в университете застряла… — Ваня отвернулся к окну, делая вид, что разговор его не занимает. По факту же слышал каждое слово.
— Все хорошо, пап. Я в кафе, жду его. Не переживай. И мама пусть не переживает.
— За тобой другую машину прислать? Гоша сказал, будет час ехать, а так… Через полчаса заберут.
— Не надо, па… Я подожду.
Ксюша смотрела на профиль Бродяги, пользуясь тем, что парень отвлечен. Он ей нравился. Весь нравился. Нахальный и красивый, честный и прямолинейный.
— Ты не одна хоть? С подружками?
— Да. С подружками.
А еще несдержанный. Хмыкнул. И не стыдно подслушивать ведь…
Правда Ксюша не сомневалась — ему не стыдно.
— Ладно. Тогда держи в курсе, как встретитесь с Гошей — маякни.
Веремеева скинула, телефон на стол положила, бровь вздернула, ожидая объяснений от Бродяги.
— Отцу врешь, значит… Я не потерплю…
Фыркнула. Тоже еще… Моралист. Захочет — будет врать. Если во благо — за милую душу.
— Я повторять не стану, Ксения, — а потом застыла на мгновение, моргнула, потому что… Действительно не станет. И не шутит. И… врать не будет, кажется.
— Не хочу, чтобы волновался…
— А я — повод для волнений? — снова хмыкнул. Он был очень переменчивым. Будто гоночная машина, которая несется от виража до виража.
— Ты… Боюсь, да, — скользнула ладонью по столу, коснулась кончиком указательного пальца одной из выступающих на его кулаке костяшек… Потом в ямку… И другую костяшку… И снова в ямку…
Ей так отчего-то нравились эти руки… И их обладатель.
— Тебе пойдет моя фамилия, — они оба смотрели, как Ксюша «играет», она легко улыбаясь, он сохраняя серьезность. Потом же взгляды друг на друга подняли.