Ты всё ещё моя
Шрифт:
Я не решаюсь приблизиться. Замираю, позволяя ему умирать.
Я просто… Я боюсь к нему прикоснуться. Боюсь сделать еще больнее. В это мгновение он выглядит так же, как я себя ощущала, когда исповедовалась и кричала. Как открытая рана. Открытая, воспаленная и горячечная.
Шагаю, наконец. Касаюсь ладонью напряженного плеча. Пытаюсь заставить обернуться, но Чарушин не поддается. Тогда я просто прижимаюсь к его спине и обнимаю руками. Его грудь с такой мощью и резкостью раздувается, что мне попросту становится
– Повернись ко мне, пожалуйста… – шепчу и плачу. – Пожалуйста, Тём… Давай вместе… Тём… Чарушин мой…
Оборот, который он, в конце концов, совершает, такой крутой, что, кажется, разгромим стекла душевой.
Артем обхватывает меня руками и в какой-то момент приподнимает. Отрываюсь от кафеля. Закидываю на него ноги. Обволакиваю, как могу сильно. А он… Простонав, Чарушин, вдруг бросается покрывать быстрыми поцелуями мои плечи, шею, лицо.
– Прости меня… Прости, пожалуйста… – бомбит и задыхается.
– За что?
– За все, Лиза… Есть за что! – продолжает целовать.
А я содрогаюсь. Покрываюсь с ног до головы мурашками.
– Перестань, Чарушин… Я лишь хочу, чтобы ты мне верил и чтобы любил…
– Я люблю! Очень сильно, Лиза! Сомневаешься еще? – отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.
У самого они красные, болезненные и все еще влажные.
– А ты? Ты мне веришь?
– Верю, – выдохнув, сглатывает. – Из-за чего, по-твоему, меня сейчас так плющит? Ты, ребенок… Я… Я просто не ожидал столько всего… Боже, я не ожидал… Я не справляюсь, Лиза… Меня, на хрен, поломало, понимаешь? Смололо в порошок.
– Прости…
– Да какой там прости?! Господи, Лиза… Никогда больше не говори, что ты виновата в его смерти… Никогда больше!
Он так кричит, что я вздрагиваю. И только киваю.
Чарушин, увидев это, вздыхает. Шагая вперед, притискивает меня к стеклянной стене кабины. Зарывается лицом в шею и замирает.
– Извини… Извини, что я ору… Я просто не вывожу…
– Все в порядке, я понимаю… Поверь, я понимаю, Артем…
Он оставляет на моей коже еще несколько поцелуев. Сейчас в них нет никакой пошлости. Возможно, впервые такие ласки выдает. В них чистая любовь. И от нее я вся трясусь.
– Ты правда любишь? – шепчет, срываясь на новую серию поцелуев. – Правда?
– Правда, Артем… Люблю тебя…
– Боже… – вибрирует по моей влажной шее густым и отрывистым выдохом. – Боже… Лиза… Моя Лиза… Моя… Спасибо… Спасибо!
– Господи, за что?
– За себя, – рубит уже уверенно. – За то, что моя.
– Всегда так было, Артем… – глажу пальцами его мокрые волосы. – Всегда.
– Если бы ты мне тогда сказала… – выдыхает он на очередном витке боли. – Если бы сказала, что эти суки с тобой сделали, я бы там все разнес.
– Я не могла… Я умирала… – шепчу, вновь невольно увязая в том дне. – Мне казалось,
– Я никогда тебя не ненавидел. Прости, что сказал так тогда… – произносит Чарушин так же тихо. – Было очень больно, но ненавидел я, скорее, себя. За то, что продолжал любить тебя.
– Ты пришел за мной к ЗАГСу… – вспоминаю я. – Спасибо, Артем… Я в тот момент ожила… И хоть с тобой уйти так и не осмелилась, решилась бросить Павла и семью.
– Жаль, что я не знал… Я бы пришел к тебе еще раз, – выбивает горячо мне в шею. – И еще, и еще, и еще… Пока бы ты не решилась быть со мной. Но я все это время думал, что ты замужем… Боже, как я горел! Подыхал от этих мыслей!
– А когда увиделись?
– Еще раз умер.
– Я тоже, Чарушин… Я тоже…
Когда слова заканчиваются, а эмоций, наоборот, становится слишком много, покидаем душевую. Скидывая мокрую одежду, не сговариваясь, стараемся друг на друга не смотреть.
– Надо домой, – изрекает Артем.
И я с ним соглашаюсь. Все, что было сказано, нам с ним переваривать еще не один день.
Когда мы выходим, квартира оказывается пустой. Артем ловит мой смущенный взгляд и поясняет:
– Они сразу ушли, не переживай. До того, как я вернулся к тебе в ванную. Это же Бойки. Они секут.
Я лишь киваю.
Надеваем вещи, которые Чарушин без спроса одалживает у хозяев. Захлопываем дверь квартиры. И уезжаем. Но не домой.
– Тох, привет, – связывается Артем с другом уже в дороге. – Можешь сегодня у меня заночевать? Да. Надо присмотреть за кобрами. Нас с Лизой не будет. Филю, конечно, зови. Лады. На связи.
– И куда мы? – выдыхаю, когда Чарушин заканчивает звонок.
Он смотрит на меня. Еще бушуют эмоции, вижу.
– Заночуем на даче, хорошо?
Хоть и с опозданием, но все же интересуется моим мнением.
– Хорошо.
47
Клянусь, что у тебя будет все…
У нас мог быть сын.
Не могу перестать об этом думать. Казалось, сгорел давно. Пережил самое худшее. Умер. Воскрес. Вырос. Окреп.
Все херня. Все это полнейшая херня.
Снова в душе мясорубка. Снова мое тело дробит на куски. Снова на живую по живому, блядь.
Все, что держит сейчас – осознание, что Лиза любит. Мать вашу, она меня любит… Она не убивала моего ребенка. Она не рвалась замуж за другого. Она хочет быть со мной.
Да, ее любовь держит. И вместе с тем… По-своему раскатывает. Не ожидал подобного. Блядь, да я, по понятным причинам, и в менее крупных масштабах боялся такое представлять.
Сейчас же все это наваливается и размазывает меня, как каток.