Тяготению вопреки
Шрифт:
– Тогда я тебе могу сказать кое-что для тебя новое, - сказала она.
– Пусть тебе это кажется просто теорией, но есть на свете люди, которые считают нас чудовищами, и ничего хорошего нам ждать не приходится. Скоро нас интернируют или просто убьют, и все кончится. А вот так - мы можем сами действовать. Сами решать свою судьбу.
К «АРХИМЕДУ»
Кендрик проснулся глубокой ночью
Он уже несколько часов проспал на койке, стоящей в углу дома. В окно было слышно, как верещат снаружи цикады. Трудно было поверить, слушая голоса природы, что если поднять голову и выглянуть, увидишь только пустыню.
Ни сердцебиения, ни дыхания жизни. «Да жив ли я?»
Медленно, осознанно он снова вдохнул воздух в легкие. Грудь приподнялась, ощущение как от веселящего газа пузырем вздулось в мозгу. Он выдохнул.
Вдох, потом выдох - и через несколько секунд Кендрик уже об этом не думал. Руки тряслиеь, но от адреналина мысли прояснились.
Он снова посмотрел на тонкие нити, покрывающие кожу. Все они стали теперь золотистыми, и волокна, кажется, растворялись в коже. Постепенно его внешность возвращалась к норме.
Он провел пальцем по щеке и почувствовал, что она стала более гладкой, чем была всего несколько часов назад. Огромная волна облегчения захлестнула его.
Пока что из всех здешних жителей делали попытки с ним говорить только Бадди и Одри, хотя с Одри отношения выходили отчетливо натянутыми. Местные собирались группками, глядя на него издали и перешептываясь, когда уже были уверены, что он их своим усиленным слухом не услышит.
Кендрик все равно мог бы подслушать, что они говорят, если бы хотел, и наверняка эта способность была у него общей с многими из местных. Но вообще-то дом, полный лаборокрысами, - это дом без какого-либо уединения, а потому в согласии с этикетом, который выработался под такие обстоятельства, он старался не слушать их разговоров, несмотря на почти неодолимое искушение.
Уже было ясно, что заснуть сейчас не удастся, и потому Кендрик встал с койки и начал одеваться.
Он чувствовал себя медлительным и неловким, тело безмолвствовало, как склеп, но кровь все еще бежала в нем по каким-то непостижимым причинам. Кендрик прошел на кухню и плеснул в пересохший рот тепловатой воды из бака. Повернувшись, он увидел, что в дверях стоит Бадди и смотрит на него.
– Раньше тут куда больше народу было, - заметил Кендрик.
– Куда все девались?
– Помнишь наш разговор с Велизом? Они все полетели вперед. Я вообще удивился, когда мы прилетели, что здесь кто-то остался, но мы опережаем свой график.
– Так отчего мы не полетели с ними?
– У нас свой транспорт, помнишь? К тому же так получается больше смысла, чем если лететь вместе. Вот почему вылеты из разных мест делаются. Так надежнее.
Кендрик обошел Бадди, вышел к главному входу и дальше-в прохладную калифорнийскую ночь. Он стал смотреть прямо в небо, и через секунду услышал шаги Подошедшего сзади Бадди.
– У меня есть причины туда лететь, - сказал Кендрик через плечо.
– Но не забывай, что они отличны от твоих. Оказавшись опять внизу, в Лабиринте, я Кое-что узнал: И не уверен, что все так уж просто, как ты думаешь.
Он повернулся к Бадди и посмотрел на него в упор:
– Я считаю, что ты подвергаешь себя большой опасности. Бадди посмотрел сердито:
– А ты кончай говорить загадками!
– Роберт - часть Светлых, это да. Но отношения у них не симбиотические, а паразитические.
– Знаешь что, послушай…
Нет, ты послушай!
– не дал перебить себя Кендрик.
– Там, внизу, был Питер. И Роберт тоже был - ты же сам это чувствовал, да?
– Что?!
– Чему тебе трудно поверить? Что Роберт только один каким-то образом достиг жизни после смерти благодаря своим усилениям? Или вероятнее, что были и другие? Питер жив - в том же смысле, в каком жив Роберт. Он пытался пробиться к вам ко всем, но Роберт сумел перекрыть ему дорогу ко всем, кроме меня, - из-за лечения, которому подвергал меня Харденбрук. Но вот где собака зарыта: раз Роберт Винченцо, нашел способ перекрыть Питеру Мак-Ковану возможность говорить с вами, что он так сильно хотел от вас скрыть? Может, что-то такое, что вам действительно стоило бы знать?
Видно было, как Бадди старается переработать новую информацию.
– Так, сперва ты мне говоришь, что мы ошибаемся, хотя все мы видим одно и то же, а теперь ты просишь нас остановиться ради чего-то - ладно, кого-то, - кого видел только ты. Может, тебе стоит об этом подумать?
– Послушай, Дрегер мне сказал, что есть способ обратить рост наших усилений - и я ему действительно верю. Если он нашел способ, то могут его найти другие.
Бадди покачал головой: - Я все это уже слышал.
– Бадди…
– Мы не знаем, сколько времени нужно, чтобы такое лечение должным образом испытать, и это будет отличным поводом нас тем временем запереть. Ты видел Одри, видел Кэролайн. «Архимед» - наш единственный шанс.
– Если ты веришь в реальность сингулярности Омега, - начал Кендрик, тщательно подбирая слова, - то ты знаешь, что она подразумевает воскресение, фактическое воскресение в конце времен всех, кто когда-либо жил. Если даже мы все умрем, то оживем когда-то.
Бадди в отчаянии взметнул руки:
– Да господи ж ты боже мой, ну знаю я, что это всего лишь теория! И еще я знаю, что происходящее сейчас доказывает ее по крайней мере частично. Да, возможно, вся человеческая раса не воскреснет целиком в конце времен в Небесах далекого будущего, созданного столь мощными умами, что их не отличить от Бога. Может быть, почти все мы здесь останемся гнить целую вечность, поскольку нет причины, чтобы такая могучая сущность вообще ради нас почесалась.
Но сейчас у нас есть шанс, которого нет ни у кого больше: получить что-то для себя, когда весь остальной мир предпочел бы видеть нас мертвыми, чтобы мы тут не мешались. Никогда не придется нам больше терпеть боль - мы можем быть кем угодно и чем угодно, и вечно. А может, мы даже будем единственными людьми, которым выпадет удача это испытать.