Тяпкин и Леша
Шрифт:
Поспела земляника. Как-то после дневного сна, взяв по эмулированной кружке, мы с Тяпкиным пошли в овраг. Сначала мы собирали ягоды на одной полянке, потом Тяпкин перешел на другую, тут же, за кустиками, я все время прислушивалась, как человек пыхтит и бормочет что-то, ползая по траве. Потом вдруг бормотание смолкло; я подождала, послушала, позвала - молчание. Я побежала за кусты - никого не было. Тогда я начала метаться по оврагу, кричать, звать Тяпкина, пока не охрипла. Сбегала домой, вернулась, села на тропе и стала ждать. У меня еще оставалась слабая надежда, что он просто
8
Так оно и было. Тяпкин давно уже собирался пойти к Леше: пускай старички сильно поругают его, но без Леши он больше не мог жить, потому что было очень скучно. Однако убежать все не удавалось: когда он пытался добраться втихую до калитки, я выходила на крыльцо и звала его обратно. А сейчас все случилось само собой, он даже и не думал убегать, собирал землянику и вдруг увидел ту самую песчаную гору, где жил Леша, и под корнями большой сосны - дыру, через которую прошлый раз они с Лешей входили к ним домой. Долго не раздумывая, Тяпкин встал на четвереньки, взял в зубы веточку земляники - он из хитрости рассчитывал задобрить старичков, угостив их земляникой,- и полез в дыру.
Лез он долго, было темно, страшно, и песок снова попал в глаза. Тяпкин стал тереть глаза и вдруг напугался, подумав, что, может быть, это не Лешин вход, а чей-нибудь еще, кого-нибудь ужасного; вдруг тут правда живет змея. Он уже хотел было зареветь и полезть назад, как вдруг увидел впереди знакомый синий свет, ход расширился, и Тяпкин оказался в комнате, где жили старички.
Было не убрано все и плохо, старички сидели на стульчиках и плакали. Они долго не замечали, что Тяпкин пришел, а Тяпкин не решался окликнуть их, потом все-таки сказал:
– Вы чего все плачете?
Дед Хи-хи подбежал к Тяпкину, сердито крича какие-то плохие слова, но Тяпкин точно не разобрал какие, потому что напугался.
– Я вам землянички принес,- сказал Тяпкин и лег на живот, потому что от страха коленки и руки у него стали совсем слабыми.
– Наш Леша очень болен,- сказал старенький дедушка и вытер широкой ладошкой слезы с бороды.- Он очень болен, он от холодной воды гниет... В том колодце, в который ты его толкнула, была очень холодная вода... Он умрет, и у нас никого не останется родного.
– Это я виновата,- проревел Тяпкин; ему стало жаль старичков.- Я никогда больше не буду толкаться...
– Мы тебя накажем!
– крикнул дед Хи-хи.
– Мы с тобой знаешь что сделаем!
– тоже очень громко закричал дед Сосун.- Ты сюда зачем пришла?
– Я очень по Леше соскучилась!
– плача и хлюпая носом, говорил Тяпкин, пытаясь все же разглядеть, где лежит Леша, и наконец увидел его.
Леша лежал на своей самой маленькой кроватке, закрытый тремя одеялами из сухого мха. Одеяла часто-часто поднимались и опускались - это Леша так дышал.
– У него же температура,- сказал Тяпкин.- Ему надо молочка горячего пить с маслом. И еще горчичники...
– Где же мы возьмем горячего молочка?
– грустно сказал старенький дедушка.- У нас никогда не бывает ничего горячего...
Тяпкин хотел было сказать, что он принесет молока, но потом подумал, что, пока дойдешь, оно остынет и все прольется, а во-вторых, вряд ли его пустят сюда. Скорее всего, нет.
.
– Можно я возьму Лешу к нам?
– спросил тогда Тяпкин.- Моя мать таких больных детей всегда лечит. Она умеет. Я тоже иногда так болею.
– Нет!
– закричал дед Хи-хи.- Мы тебе его не отдадим никогда! Ты его опять станешь бросать в холодную воду!
– Мы лучше тебя саму толкнем в холодную воду!
– сказал дед Сосун.
– Этим горю не поможешь,- серьезно возразил старенький дедушка.Мальчик очень болен и, наверное, сгниет. Сами мы не можем его спасти.- Он помолчал, подумал и решил: - Хорошо. Я знаю, что ты вообще-то незлая девочка, просто еще глупая. Возьми нашего Лешу, может быть, твоя мама сможет его вылечить. Она добрая.
– Не всегда, однако...- возразил Тяпкин, представив, как ему влетит дома за то, что он ушел без спросу и мама волнуется.- Иногда добрая...
Он вздохнул, взял Лешу, завернутого в одеяло, и пополз назад. Вышел на тропку, весь от макушки до пяток перемазанный в песке, подошел ко мне - я уже не чаяла увидеть его живым. И протянул мне Лешу.
– Мама,- сказал мой ребенок басом.- Леша помирает, у него температура.
Я даже не стала его ругать: что толку? Пришла домой, вскипятила молока и стала из ложечки поить Лешу, тот был без сознания. На ночь я ему сделала масляный компресс и завернула в свою шерстяную кофту. Раза два за ночь я поднималась посмотреть, жив ли еще Леша: очень он был плох. Дышал по-прежнему тяжело, волосы от пота намокли и прилипли ко лбу, но температура вроде бы стала спадать. Под утро я еще раз согрела ему молока и напоила с ложечки, потому что видела: во рту у него от жара пересохло. Леша молока попил и снова забылся.
Утром, когда мы проснулись и вошли в комнату, Леша лежал с открытыми глазами, заложив руки под голову, и смотрел на нас.
– Ну как, ты живой?
– спросила я.
– Живой... Здравствуйте,- сказал он очень слабым голосом.- Я так болел...- Он посмотрел на Тяпкина и добавил:- Я совсем ничего не помню.
– Ладно, зато мы все помним и потом тебе обязательно расскажем,остановила я готового каяться Тяпкина.- Главное, ты пока выздоравливай. Кушать хочешь?
– Не очень...- вяло ответил Леша, и я поняла, что опасность еще не миновала.
Мы снова напоили Лешу теплым молоком, позавтракали сами, потом я спросила его, любит ли он вообще солнце, можно ли ему быть на солнце. Мне очень хотелось вынести его на солнышко: летом при простуде оно лучший лекарь. Но, может быть, лешатам солнце противопоказано? Они, насколько я знаю, жители темных мест и гуляют преимущественно ночью.
– Я очень люблю солнышко,- сказал Леша.- Я скучал по нему, когда болел.
Мы с Тяпкиным вымыли посуду, причем на этот раз мой ребенок так старался, что не разбил ни одного стакана. Потом мы все вышли на полянку. Было девять часов, солнышко еще светило низко и ласково. Я постелила на траву махровое полотенце и положила на него Лешу. Леша лежал, закрыв глаза, и улыбался, а мы с Тяпкиным разговаривали.