Тяпкин и Леша
Шрифт:
Мы пришли домой, положили пока ежонка в хозяйственную сумку на молнии, чтобы он никуда не делся, сходили за молоком, налили мисочку в овраге, а потом дома налили молока в блюдце и вынули ежонка. Я макнула его носом в молоко, однако пить он не стал, чихнул два раза и замер, полусвернувшись возле блюдца.
– Пей, дурачок! Тебя никто не трогает!
– сказал Тяпкин покровительственно-заискивающим басом и подтолкнул ежонка к блюдцу. Тот, смешно свесившись всеми иголками набок, фукнул, поддал руку Тяпкина и снова замер.
– Он еще не привык, Тяпик,-
В комнате было душно, так что спали мы с Тяпкиным на терраске, прямо на матрасе. Я вообще люблю спать на полу, так мне удобнее. Тяпкин тоже любит спать на полу. И потом, еще я люблю спать с Тяпкиным: он маленький, мягкий, пахнет парным молоком и спинка у него горячая.
Тяпкин долго не мог заснуть, хотя лежал смирно и не вертелся. Я чувствовала, что он не спит, потому что он был весь напряжен. Вдруг в комнате раздалось какое-то громыхание, затем громыхание повторилось, потом послышался невнятный писк.
– В мои игрушки играет!
– сказал Тяпкин восторженно-испуганным голосом.- Тузика нажимает. Мамочка, пусть! Не отнимай!
– прошипел он, видя, что я встаю.
– Ночью надо спать,- сказала я, пошла в комнату и зажгла свет. Наш маленький гость сидел у стены и. поддавал иголками Тузика - резиновую собачку с пищалкой. Не думаю, чтобы он принял ее за лягушонка: ведь лягушонок не пахнет резиной. Он в самом деле играл. Так я и сказала Тяпкину, который пришлепал следом за мной поглядеть, что тут происходит.
Молоко было выпито досуха, игрушки, которые Тяпкин перед сном аккуратно складывал в углу, разбросаны, железный грузовичок валялся посреди комнаты.
– Ну знаешь!
– Я все-таки возмутилась.- Нашел время поиграться! Поймала ежонка, улепетывавшего под стол, и снова засунула его в хозяйственную сумку, бросив туда старенькое полотенце и газеты, чтобы он мог сделать себе постель.
После этого мы легли спать и сразу заснули: было уже поздно. Утром, когда мы встали, ежонок, видно, еще спал: в сумке было тихо. Я раскрыла сумку. Малыш спал на боку, полусвернувшись, сопел черным носом, нежным колечком белел подшерсток. Совсем он был еще кроха и ребенок, не напугался, когда Тяпкин сунул палец в середину этого теплого живого комка и почесал ему живот. Он только свернулся чуть крепче и продолжал спать.
– Ничего, разбуди его, пусть позавтракает с нами,- сказала я.- А то он опять нам ночью спать не даст.
После завтрака Тяпкин, вспомнив, наверное, свое давнее житье с котенком, привязал бумажку на веревку и, покрутив ею перед носом ежа, тихонько поволок. Я думала, что тот не станет реагировать на ничем не пахнущий движущийся комок, но ежонок напрягся, следя за шевелящейся бумажкой, и вдруг стремительно побежал, за ней. Тяпкин дернул ее сильнее вбок - ежонок не успел сменить направление, проехался по доскам пола мимо, развернулся, побежал снова. Тут Тяпкин зазевался, и ежонок цапнул бумажку мертвой хваткой. Тяпкин потянул веревку - ежонок, не выпуская добычи, повис, поджав к животу худые мохнатые лапки с длинными когтями.
Какая уж тут была работа! Мы провозились с ежонком целое утро, потом я стала готовить обед, а Тяпкин пошел к Варваре Георгиевне попросить спичек, чтобы разжечь керосинку: все время забываешь их купить. Я топталась у стола, чистила и резала овощи, а наш малыш, видимо войдя во вкус игры, вдруг набросился и довольно больно цапнул меня за большой палец босой ноги. Наверное, он принял шевелящиеся пальцы за что-то живое и съедобное, а может, просто соскучился и решил продолжать игру. Я тряхнула от неожиданности ногой - нападавший шмякнулся о стенку.
Когда Тяпкин пришел со спичками, я, конечно, рассказала ему, как малыш принял мой палец за лягушонка. Тяпкин повосхищался, похохотал, потом, посчитав, что я не смотрю, снял сандалии и, подступая к обиженному ежонку, стал тихонько шевелить перед его носом босыми пальцами:
– Ну что ты? На, ешь, на, ешь!..
Не выдержав искуса, ежонок хватанул-таки палец. Тяп-кин заревел, тряхнул ногой, ежонок снова отлетел к стенке. Впрочем, реветь человек сразу перестал, а я сделала вид, что ничего не заметила.
После обеда Тяпкин и ежонок легли спать, а я села работать.
Так мы прожили неделю. Тяпкин вроде бы не поминал Лешу, забавляясь с новым жильцом, а Леша не появлялся. Однако пора было отпустить маленького в овраг, чтобы он снова привык к жизни на воле и, когда придет время, начал бы готовиться к зимовке. К тому же Тяпкин все-таки его мучил. Хоть и не велено было ему брать зверюшку в руки, но, едва я отворачивалась, Тяпкин в избытке нежности хватал ежонка поперек живота, таскал по комнате, приговаривая: "Малы-ыш, малы-ыш, кто тебя обижает!.." И самое удивительное, что ежонок покорно сносил такое обращение, пожалуй, оно ему даже нравилось. За неделю он сделался совсем ручным, и я боялась, что излишнее доверие к людям не пойдет ему на пользу в будущем.
Тяпкину наш гость скоро поднадоел. Однажды я подсмотрела такую сценку: человек в хмурой задумчивости сидел после завтрака на крылечке, ежонок выбежал на порог, покрутил носом и, спустившись до той ступеньки, где был Тяпкин,- делал он это очень лихо: просто сваливался с одной ступеньки на другую,- стал проситься на руки. Ему очень нравилось, когда его держали на коленях и, сильно нажимая, гладили по спинке: видимо, он воспринимал это как лечебный массаж. Тяпкин сердито отодвинул маленького в сторону и сказал:
– Ну тебя! Уходи домой, я не буду больше с тобой играть! Ты все равно не разговариваешь!..
Увы! Тяпкину необходимо было с кем-то разговаривать, а ежонок при всей его общительности этого не умел.
Короче говоря, как-то вечером мы хорошо покормили нашего малыша, вынесли на полянку перед домом и пустили на траву. Ежонок побежал в одну сторону, потом в другую, потом выбрался на тропинку и потопал вниз к оврагу, неторопливо и деловито, словно служащий, возвращающийся домой с работы.