Тяпкин и Леша
Шрифт:
– Подожди,- отмахнулся дед и, потеснив Тяпкина, вывернул книжку так, чтобы видел ее только Леша.- А где еще "Д"? А вот рядом "О", а вот "М". Что вместе вышло?
– Дом!
– торопливо выдохнул Тяпкин, ожидая, что дед его похвалит, но дед сердито сказал:
– Не мешай, Люба! Я же не тебя спрашиваю! Я знаю, что ты знаешь.
– А я не знаю,- проворчал Тяпкин.- Я все давно позабыла про твои книжки. Ну и пожалуйста, я уйду.
Тяпкин сполз со ступенек, медленно хлопаясь задом на каждую, ожидая, что дед его поругает, чтобы он не рвал и не пачкал штанишки, но дед занялся
Тогда Тяпкин пошел по дорожке вниз до калитки, потом постоял у калитки. Никто его не позвал. Тогда он побрел тропкой вдоль ручья по оврагу, увидс беленького козленочка и встал на четвереньки, чтобы его потпхать. У козленочка уже выросли маленькие рожки, ноги тоже стали подлиннее, вообще он был уже вовсе не такой мягонький и шерстяной, как прежде, когда его нюхал Леша. Тяпкин все же потянулся к козленку носом, тот тоже потянулся, потом вдруг встал на дыбки и нагнул голову.
"Ка-ак боднет!
– подумал угрюмо Тяпкин и отполз в сторону, куда у козленка веревки уже не хватало.- А Лешка там сидит, конфеты ест!" - подумал он дальше, поднялся и пошел домой.
И точно. Чай уже закипел, дедушка заварил маленький чайничек, налил себе в стакан черного чаю, сидел и пил, изредка приговаривая: "А-ах, а-ах!.." Лешка сидел и грыз сразу две конфеты: одну - соевый батончик, вторую - мятную.
– Ну, где ты ходишь?
– добродушно спросил дед и опять сказал: - А-ах! Давай я тебе чаю налью.
– Не хочу я твоего чаю!
– сказал сердито Тяпкин и посмотрел с завистью на Лешу.
– Ну тогда возьми себе конфетку на столе,- согласился дед и снова налил себе полный стакан чаю.
– Ты постуди,- посоветовал Леша,- постуди, и он остынет.
– Зачем?
– удивился дед.- Я люблю горячий чай.
– А тебе больно, когда ты пьешь?
– Нет. С чего ты взял?
– А ты плачешь.
– Это он не плачет,- объяснил Тяпкин.- Это ему вкусно...
– А я твоего козленка нюхал,- сказал он погодя.- Противный такой, бодаться хотел...
– Вырос уже,- равнодушно сказал Леша.- Большие, они всегда бодаются. Дедуш, давай читать,- заторопил он деда.
Дед, отставив в сторону свой любимый чай, разложил снова перед Лешей книжку и стал его спрашивать, где какая буква. А Лешка отвечал все правильно, и дед радовался. Потом Леша прочитал одну подпись под картинкой, потом другую, и дед, очень довольный, сказал Тяпкину:
– Видишь, как мальчик старается? Если бы ты так старалась, давно бы научилась читать и матери не мешала.
– Я и не хочу стараться.
– Не можешь, потому и не хочешь. Книжки - это целый мир. Без книжек будешь дура дурой, на кухне с кастрюльками.- Как всегда, дед забывал, что его собеседнице три года и два с половиной месяца. Спорил он с ней на равных и на равных обижался на Тяпкина, а мне приходилось их мирить.
Чай сбежал на керосинку, дед пошел, снова заварил, долил остатки воды из ведра в чайник и сказал Тяпкину:
– Ладно, пойдем за водой.
По-моему, это было любимое занятие деда - ходить за водой. "Я сегодня восемь раз за водой ходил!" - говорил он мне, когда я спрашивала его, отчего он так устал. "Зачем же именно восемь раз?" - "Ты .знаешь, я без чаю не могу!" - "Но тебе с твоим сердцем вредно выпивать за день восемь ведер чаю",- ехидно говорила я, и дед, поняв, что он попал впросак, оправдывался: "Ну, посуду мыли... Ты знаешь, я не могу без воды".
Просто у него чайник за чайником выкипал на керосинке, и если я утром наливала керосинку полную, то вечером находила ее совершенно пустой.
– Пошли,- обрадовался Тяпкин и взял свое маленькое ведерко.
Колодец был на той стороне оврага, за линией железной дороги, шли они до него довольно долго, гремели ведрами. Тяпкин тоже весело грохал своим ведерком, а Леша прыгал впереди.
Наконец они дошли до колодца, а Леша вдруг сказал:
– Дедуш, а я могу написать "Леша".
И написал на песке своей широкой ладошкой: "Леша". Дедушка похвалил его, назидательно взглянув на Тяпкина. Тяпкин засопел ревниво, а когда Леша залез на сруб колодца и нагнулся, чтобы посмотреть в воду - он очень любил смотреть в воду и не боялся ее, не то что старички, которые опасались, что сгниют,- Тяпкин тихонько толкнул Лешу в спину, и тот упал в колодец.
Тяпкин испугался и заревел. Дед тоже испугался и долго вычерпывал лешонка из колодца. Тот плавал сверху, но дед никак не мог его подцепить ведром, потом достал, посадил на солнышко греться: Леша очень замерз.
Дед сказал Тяпкину:
– Дрянь ты все-таки девочка!
– Это у него было самое сильное ругательство.
Тяпкин огорчился и пошел домой один, с пустым ведерком. Шел и ревел. И через линию переходил, не смотрел на поезд - пусть его нарочно задавит, но поезда тут ходили очень редко.
Хорошо, что я вернулась вечером, не стала ночевать в городе. Дед читал в комнате, Леши не было, а Тяпкин сидел на крылечке в одном платье, весь замерзший и все еще ревел. Он весь распух от слез.
Не стала я разбираться, кто прав, кто виноват, сходила за молоком, напоила насильно Тяпкина и уложила спать, побежала покормить старичков, но старички либо не дождались, либо вовсе сегодня не приходили. Вот тебе и съездила за продуктами!.. Мисочку с молоком я, однако, оставила в лесу, утром она была сухой.
7
Дед ушел утром совсем рано, даже не попрощавшись с нами. По правде говоря, хотя мне было очень неприятно, что все так получилось, но при чем тут я? И к тому же дед в таких ситуациях каждый раз забывал, что Тяпкин еще совсем маленький. Часто и я забывала об этом, спрашивала с него, как со взрослого.
Тяпкин проснулся, но долго лежал, притворяясь, что еще спит, потом я сказала ему:
– Вставай, вставай, я уже завтрак приготовила, все равно не спишь!
Он мрачно встал, натянул пижаму, умылся и сел завтракать, положив подбородок на край стола, чтобы не видеть никого. Я думаю, он не знал, здесь дед еще или уехал, и боялся, что тот опять начнет его ругать. Съел все, что я ему положила, выпил чашку молока и ушел в сад. Не остался на крыльце, как обычно, а пошел в уголок сада, примостился на пенечке, положив ладони на колени, и сидел так, смирный и подавленный. Мне было видно его из окна, когда я отрывала глаза от работы.