Тысяча городов
Шрифт:
«И это были добрые волшебники?» Спросила Рошнани. В ответ на кивок Абиварда она закатила глаза. «Тогда, может быть, тебе стоило нанять несколько плохих волшебников.»
«Возможно, мне следовало бы это сделать», - согласился Абивард. «Я скажу вам, что я думал о том, чтобы сделать: я думал о том, чтобы сделать каждого мага в этой команде короче на голову и показать головы следующей партии, которую я наберу. Это могло бы привлечь их внимание и заставить работать быстро.» Он с сожалением развел руками. «Однако, каким бы заманчивым это ни было, сбор новой
Тогда он предположил, что это было поэтической справедливостью, что вскоре после того, как он назвал шестерых магов из страны Тысячи Городов всеми именами, какие только мог придумать, они послали к нему слугу, который сказал: «Господин, волшебники просили передать тебе, что они готовы начать заклинание. Ты будешь смотреть?»
Абивард покачал головой. «То, что они делают, ничего бы для меня не значило. Кроме того, меня не волнует, как работает магия. Меня волнует только то, что она работает. Я поднимусь на городскую стену и посмотрю на поля и каналы. То, что я там увижу, так или иначе расскажет историю ».
«Я передам твои слова магам, господин, чтобы они знали, что могут начать без тебя», - сказал посланник.
«Да. Иди». Абивард сделал небольшое нетерпеливое движение руками, отсылая молодого человека своей дорогой. Когда парень ушел, Абивард прошел по извилистым, переполненным улицам Нашвара к стене. Пара солдат гарнизона стояла у основания, чтобы не дать кому попало подняться на нее. Узнав Абиварда, они опустили копья и отступили в сторону, кланяясь при этом.
Он поднялся не более чем на треть лестницы из сырцового кирпича, когда почувствовал, что мир вокруг него начал меняться. Это напомнило ему гул земли как раз перед землетрясением, когда ты можешь сказать, что оно приближается, но мир еще не начал танцевать у тебя под ногами.
Он взбирался быстрее. Он не хотел пропустить то, что должно было произойти. Чувство давления нарастало, пока его голова не почувствовала, что готова лопнуть. Он ждал, что другие воскликнут по этому поводу, но никто не воскликнул. На стене беззаботно прохаживались часовые. Внизу, на земле позади него, торговцы и покупатели рассказывали друг другу ложь, которая передавалась от отца к сыну и от матери к дочери на протяжении бесчисленных поколений.
Почему ему, единственному среди человечества, выпала честь почувствовать, как магия достигает пика могущества? Может быть, подумал он, потому что он был тем, кто привел колдовство в движение, и поэтому имел к нему какое-то особое сродство, даже если он не был волшебником. И, возможно, также, он все это выдумал, и никто другой этого не почувствовал, потому что на самом деле этого не было.
Он не мог заставить себя поверить в это. Он посмотрел на широкую плоскую пойму. Казалось, все было так же, как в последний раз, когда он видел это: поля, финиковые пальмы и крестьяне в набедренных повязках, вечно сутулящиеся, пропалывающие, вносящие удобрения, собирающие урожай или пытающиеся поймать мелкую рыбешку в ручьях или каналах.
Каналы…
Неужели это никогда не прекратится? Абивард подумал, что ему придется начать колотить кулаками по вискам, чтобы ослабить давление внутри. И затем, внезапно, почти как оргазм, пришло освобождение. Он пошатнулся и чуть не упал, чувствуя себя так, словно его внезапно опустошили.
И по всей пойме, насколько он мог видеть, расступались берега каналов, разливая воду по земле широким слоем, который сверкал серебром, когда на нем отражался солнечный свет. Откуда-то издалека доносились крики рыбаков и фермеров, застигнутых наводнением врасплох. Некоторые бежали. Некоторые плескались в воде. Абивард надеялся, что они умеют плавать.
Он задавался вопросом, насколько широко в стране Тысячи городов рушатся берега каналов и вода заливает землю. Насколько он знал наверняка, наводнение могло быть ограничено узкой областью, которую он мог видеть собственными глазами.
Но он не верил, что наводнение ощущалось сильнее, чем это. Что бы он ни чувствовал внутри себя, что бы ни заставляло его чувствовать, что он вот-вот взорвется, как запечатанный горшок в огне, это было слишком велико, чтобы быть просто местным чудом. У него не было способа доказать это - пока нет, - но он мог бы поклясться Богом, что это так.
Люди начали выбегать из Нашвара к прорванным каналам. У одних в руках были мотыги, у других - лопаты. Везде, где им удавалось добраться до волшебным образом разрушенного банка, они начинали восстанавливать его, используя не больше магии, чем та, что порождена кропотливой работой.
Абивард нахмурился, когда увидел это. Это имело смысл - крестьяне не хотели видеть, как гибнет их урожай и теряется весь труд, который они вложили в него, - но все равно это застало его врасплох. Он был так увлечен тем, чтобы покрыть пойму водой, что не задумался о том, что будут делать люди, когда это произойдет. Он понял, что они не будут в восторге; то, что они немедленно попытаются все исправить, ему не приходило в голову.
Он представлял себе землю между Тутубом и Тибом под водой, и только Тысяча городов торчала из нее на своих искусственных холмах, как острова из моря. С уверенностью, которая подсказала ему, что наводнение распространилось дальше, чем могли охватить глаза его тела, теперь он видел мысленным взором мужчин - да, и, вероятно, женщин тоже, - высыпающих из городов по всей пойме, чтобы исправить то, что сотворило великое заклинание.
«Но разве они не хотят избавиться от видессиан?» Сказал Абивард вслух, как будто кто-то бросил ему вызов именно по этому вопросу.