Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
Густой сосновый лес начинается в двадцати шагах от храма.
…но лестница не достает до земли. Возможно, храм окружает высохший ров.
Густая тень под стеной скрывает расстояние до земли.
«Если я прыгну и сломаю ногу, — думает она, — то насмерть замерзну к рассвету».
Замерзшие пальцы ослабевают хватку, лестница падает вниз и ломается.
«Мне нужна веревка, — понимает Орито, — или что- нибудь такое, из чего можно сделать веревку».
Чувствуя себя у всех на виду, словно мышь на полке, Орито спешит по стене к Главным воротам в южном углу, надеясь, что свободу
… и она крадется вдоль стены, пока не улавливает запах табака и не слышит голоса. Прячется в тень большой бочки. «Добавишь угля? — гнусавый голос. — Мои яйца превратились в ледышки».
Ведро для угля гремит пустотой. «Больше нет», — отвечает высокий голос.
— Бросим кости, — предлагает гнусавый, — и выясним, кто удостоится чести принести еще ведро.
— А каковы твои шансы, — вступает третий голос, — растопить яйца во время одаривания в Доме сестер?
— Не очень, — признает гнусавый. — У меня была Савараби три месяца тому назад.
— А у меня Кагеро в прошлый месяц, — говорит третий. — Я в конце очереди.
— Выбор должен пасть на самую новую сестру, — продолжает третий голос. — Значит, нам ничего не светит, мы же аколиты. Генму и Сузаку всегда первыми мотыжат девственную землю.
— Но только, если не приедет сам Владыка-настоятель, — добавляет гнусавый. — Учитель Аннеи рассказал учителю Ногоро, что Эномото — доно дружил с ее отцом и выступал поручителем по его займам, а когда старик пересек Санзу, вдове достался суровый выбор: отдать падчерицу горе Ширануи или потерять дом со всем содержимым.
Орито никогда не думала об этом, а здесь и сейчас, все выглядит очень правдоподобным.
Третий голос восхищенно цокает:
— Мастер стратегии наш Владыка-настоятель.
Орито хочется порвать этих мужчин и их слова на мелкие кусочки, как бумагу…
— Зачем столько хлопот ради самурайской дочери, — спрашивает высокий голос, — если он может выбрать и взять кого угодно из любого борделя империи?
— Потому что она — акушерка, — отвечает гнусавый, — и сможет уменьшить количество смертей сестер и их Даров при родах. По слухам, она воскресила новорожденного сына магистрата Нагасаки. Он был холодный и синий, пока сестра Орито не вдохнула в него жизнь…
«Только из-за этого Эномото притащил меня сюда?» — изумляется Орито.
— …но я бы не удивился, — продолжает гнусавый, — если она здесь для чего-нибудь особенного.
— Ты хочешь сказать, — спрашивает третий, — что даже Владыка-настоятель не удостоит ее своим вниманием?
— Она не сможет помочь себе выжить в родах, так?
«Не слушай их, — приказывает себе Орито. — А если не так?»
— Жаль, — вздыхает гнусавый. — Если на лицо не смотреть, она красивая.
— Это точно, — соглашается высокий голос, — и пока никого нет вместо Джирицу, нас на одного меньше…
— Учитель Генму запретил нам, — восклицает гнусавый, — даже упоминать имя этого подлого мерзавца.
— Да, запретил, — повторяет третий голос. — Да, запретил. Давай, наполни ведро… искупи свой грех.
— Мы же хотели бросить кости!
— A — а. Это было до того, как ты прокололся. Уголь!
Дверь распахивается: сердитые шаги приближаются к Орито, которая объята ужасом. Молодой монах подходит к бочке и снимает с нее крышку, совсем рядом, совсем близко. Орито слышит, как стучат ее зубы. Она дышит в плечо, чтобы монах не заметил поднимающегося пара. Он набирает уголь, наполняя ведро кусок за куском…
«Вот сейчас, — ее трясет, — вот сейчас…»
…но он поворачивается и возвращается в сторожку.
Словно молитвы, записанные на кусочках бумаги, отпущенная на целый год удача сгорела за несколько секунд.
Орито смиряется с тем, что через ворота не пройти. Она думает: «Веревка…»
С лихорадочно бьющимся сердцем она крадется в фиолетовых тенях к следующим Лунным вратам, которые выводят во двор, образованный Залом медитации, Западным крылом и наружной стеной. Гостевой дом очень похож на Дом сестер. В нем живет свита Эномото, когда владыка пребывает в своей резиденции. Как и монахини, они тоже не могут выйти за пределы Дома. Складские помещения — Орито услышала это от сестер — находятся в Западном крыле, и там же живут и тридцать или сорок аколитов. Кто-то из них сейчас спит, а кто-то — нет. В северо — западном квадрате монастыря располагается резиденция настоятеля. Это здание простаивает всю зиму, но Орито слышала, как экономка упомянула о проветривании простыней, которые там хранятся. «А простыни, — быстро соображает она, — можно скрутить в веревки».
Она крадется по оврагу между внешней стеной и Гостевым домом…
Мягкий смех юноши доносится из дверей и замолкает.
Красивая отделка и герб подсказывают, что это резиденция владыки — настоятеля.
У всех на виду, во всяком случае, с трех сторон, она поднимается к дверям дома.
«Пусть они откроются, — молит она своих предков, — пусть они откроются…»
Двери крепко заперты на период горной зимы.
«Мне нужны молоток и зубило, чтобы попасть внутрь, — думает Орито. Она почти что обошла монастырь по периметру, но спасение не приблизилось ни на шаг. — Отсутствие двадцати футов веревки равнозначно двадцати годам пребывания в наложницах».
По другую сторону каменного сада резиденции Эномото Северное крыло. Там, как слышала Орито, живет Сузаку, рядом с лазаретом…
«…а лазарет — это больные, кровати, простыни и противомоскитные сетки».
Войти в любое крыло — невероятный риск, но что ей остается?
Дверь сдвигается на шесть дюймов, прежде чем издать громкий, пронзительный стон. Орито задерживает дыхание, чтобы услышать шум бегущих шагов…
…но ничего не происходит, и непроницаемая ночь затихает сама по себе.