Тюрьма для свободы
Шрифт:
Он видел все отчетливо. Словно на самом деле это происходило прямо сейчас с ним. На мгновенье забылся. Мысли его уносили вдаль. Теперь Эрл думал о том, что чувства и эмоции сыграли с ними злую шутку. Что такое эмоции, откуда берутся чувства? Почему человек не может всегда мыслить и рассуждать трезво? Почему субъективных взглядов всегда бывает больше объективных? На эти вопросы так трудно было дать однозначный ответ. Слезы душили его. Он ни на кого не смотрел. Просто продолжал размышлять. Казалось, вокруг него все танцевали. А он усиленно молчал, стоя в углу. Старался быть незаметным. Как хотелось ему всегда быть микроскопическим! И убегал всегда от реальности. Всегда думал, что в жизни на него обращают больше внимания, чем того заслуживает. Соприкасаться с жизнью было сложно и трудно. Да и зачем? Эрлу всегда удавалось передавать свои мысли бумаге, беседовать с книгами. А когда хотелось расслабиться, то ложился и одевал наушники. Слушал громкую музыку. Закрывал
Размышлял, забыв обо всем на свете. Впрочем, мысли приходят и уходят. И всегда быть в воображаемом мире не удается. Как будто после долгого сна, Эрл очнулся. Теперь ему хотелось быстрее попасть в камеру, откуда еще недавно желал поскорее убраться. Но зачем? Он и так убегал всегда от жизни. Теперь ему был дан шанс. Да, это не то, о чем он мечтал. Но это было на данный момент самым лучшим выбором. Минуту он не дышал. Воздуху оказалось в легких совсем мало. Ноги еле держали его. Еле заметно пошатнулся. Еще немного и он бы упал на колени. Сказывалась усталость. Эрл в последний раз посмотрел на судью. Пристальный взгляд судьи говорил с ним. Ему ничего не оставалось, как согласиться. Понимал, что не оставят в покое. Закрывая глаза, будто невзначай, он тихо произнес: «Судите меня по всем законам, я виновен». Потом вновь взглянул на судью. Кивнул головой. Громко, так чтобы всем было слышно, Эрл крикнул: «Виновен». Слова его разнеслись по всему залу. Кто-то тяжело вздохнул. Другие почувствовали облегченность. Одно было однозначно: Эрлу предстояло сесть в тюрьму.
Четырехмерное Пространство
Вокруг меня танцуют звезды вальс,
А темнота пульсирует внутри:
Глаза закрою — свет во мне погас.
Он стоит возле железной двери. Мысленно повторяет: «Еще один день и все закончится. Я увижу свет, о котором мечтаю. Каждый час будет забыт. Но не сумею перестать помнить все. Каждый день — воспоминания, каждый день — терзания. Нет спасения, никогда не будет». Он смотрит вокруг себя: пустое пространство. Ему вспомнилось, как он в первый раз вошел в эту камеру. Камера — маленькая территория, размером с душевой. Пахнет ужасно, как будто кто-то недавно справил свою нужду. Территорию мнимого туалета от кроватей отделяет тонкая занавеска. Эрл стоит на своем месте. Он замер. Дом, уют, любовь, ласка — все пропало, отдалилось от него. Тьма, пропасть, грязь, черный квадрат. Если конечно «Черный квадрат» собой не олицетворяет начало пути. Лишь из маленького окна просачивается свет. Луч света от Солнца распространяется по диагонали медленно. Время распространяется тихо. Солнечный луч и три основных угла рисуют четырехмерное пространство.
Незадолго до смерти Эйнштейн в письме к сыну заметил, что прошлое обладает для него такой же реальностью, как и настоящее. Со свойственной ему ироничностью он прибавил тогда: «Мы-то, физики, знаем, что прошлое, настоящее и будущее — это всего лишь иллюзия, лишенная физического смысла». Вероятней всего, потом он закурил трубку и показал бумаге свой длинный язык. В сообщении был глубокий метафизический намек. До сих пор еще не разгадано, о чем физик хотел сказать. Эрл всегда верил в существование прошлого, настоящего и будущего. И знал, что эти понятия абсолютны. Он видел себя в некоем кругу, в центре. Оттуда мог видеть, исследовать. Есть некая точка О в координатах — это время «здесь и сейчас». Из нее выходят абсолютное будущее и абсолютное прошлое, два абсолютно удаленных времени. Абсолютно удаленное время — то, что происходит сейчас не с самим Эрлом, а с его семьей. Стоя в точке О, он мог вспоминать прошлое, размышлять о будущем. Человеку также дана возможность представлять, что происходит там, где его сейчас нет. Эрл знал, уходя из одной точки, он непременно к ней еще вернется. За расставанием всегда следует встреча.
Этот промежуток «до и после» и называется жизнь. Люди не перестают существовать даже тогда, когда они пропадают из поля зрения. Они продолжают действовать. Абсолютно удаленное время — бытие другого. События абсолютно удаленного могли происходить одновременно со временем «здесь и сейчас», позже или раньше. Интервал между ними и О — пространственноподобный. С того дня, как он это понял, мир вокруг него стал преобразовываться. Он стал постепенно внедряться в четырехмерное пространство. Наблюдал из определенной точки за всем, что произошло, происходило и произойдет с ним, не с ним.
Априори Эрл знал, жизнь тесно связана с памятью. По его мнению, все было и есть воспоминание. Временами он твердил: «Человек умирает тогда, когда перестает вспоминать». И в этой идее он находил логику: «Человек — существо, которое вспоминает». Все, что с ним происходило в настоящем, было всего лишь логически выстроенной цепью
Эрл каждый раз старался о чем-то вспомнить. Страх не вспомнить заставлял не только восстанавливать в сознании все следы происшедших с ним событий, а также еще оживлять их. Для этого он использовал возможность фантазировать. Он четко видел все то, что с ним было. Но к этому примешивались его желания, которые не соответствовали реальности. Это было похоже на бредовую игру с сознанием. Цель ее максимально насытить память и при этом не сойти с ума. В этой игре особое значение приобретали пространство и время, которые не соответствовали друг другу. Эрл был всегда таким, каким и желал быть. Взрослым иногда свойственно желать окунуться в прошлое. Прожить жизнь заново с тем сознанием, которое у них есть в этот момент. Однако они забывают: сознание и знание есть накопление и сохранение информации. Он научился экспериментировать со временем и с перемещением в пространстве. Такой опыт все больше приближал его к незнакомым просторам логоса. Со временем понял, что сон и пробуждение есть две параллельные жизни. Стоило ему заснуть в одном месте, как он просыпался в другом. Вставал и начинал свое другое существование. Сон выявляет некое скрытое предчувствие. Данное ожидание уже долгое время тяготеет над людьми. Оно есть идея о творении, превосходящем творца в малом. Но эта мелочь решает все более глобальные задачи. Проснувшись, Эрл начинал записывать свой сон в мельчайших деталях. Старался вспомнить и дать реалистичную интерпретацию. Однако все, что ему ни снилось, было пережитым когда-то сценарием. Получалось некое дежавю.
Во время одного из таких снов Эрл проснулся раньше обыкновенного. Все еще спали. Он тихо прошел в душевую, посмотрел на себя в зеркало. На лице образовалась щетина. Провел рукой по ней, потом поправил волосы. Сегодня утром ему понравился его облик. Включил душ, полилась горячая вода. Зашел в кабинку и начал мылом натирать свое тело. Всегда в это время он вспоминал свою любимую песню «The rhythm of the heat» Питера Гэбриэла. Песню было сложно исполнить. У него получалось нечто наподобие этой песни. За это время мама успевала приготовить нелюбимую овсяную кашу и подать ее с молоком. Хоть это было невкусно, но все равно приходилось кушать. Было две причины, почему он это делал: не обидеть маму и возможно набрать вес.
Перед сном он обычно читал страничку из Артура Шопенгауэра. По утрам он просматривал книгу Иммануила Канта. Его научные знания становились частью Божьего мира. Насыщали его все новыми красками и образами. Учителя считали его одаренным. В то же самое время обвиняли его в поспешности выполняемой им задачи. Ему твердили с разных сторон: «Жизнь требует серьезности и прилежания, работы и усилий». Но он никак не мог понять: «Зачем искусственно усложнять? Мне просто это удается сделать без труда». На этот его вопрос никто не мог дать рационального ответа. И вдруг он осознал: «Дело в том, что он ищет путь к свободе и к счастью. Этого люди боятся».
Дорога в гимназию была долгой. Следовало перейти несколько улиц, чтобы добраться туда. Но это было единственным учебным заведением, в котором учиться считалось престижно. Так захотела тетя, которую он в жизни никогда не видел. Именно она предложила им помочь с обучением Эрла. Это было мечтой мамы, поэтому не отказались.
Последним уроком была геометрия. Ученики были уставшие. Но никто бы не рискнул сбежать с уроков из-за жалости к учительнице, исходящая от родителей. Учительница была в возрасте, и не переставала жить в мире, в который сложно войти, но из которого еще сложнее выйти. Она была низкого роста, полненькая, похожая на мальчика-очкарика с короткой стрижкой, всегда одетая в длинный мужской костюм, в лакированных черных туфлях. В классе ходила взад и вперед, следила за каждым учеником. У нее не было детей, сына убили во время драки. Удар был нанесен прямо в сердце. До больницы не довезли, умер в машине скорой помощи. Врачи оказались бессильны. Было ли это легендой, или же это была ее история жизни — никто не знал. От коллег ничего невозможно было узнать. Они старались об этом не упоминать. Понимали, что ей никогда этого не забыть. Были разговоры, что она преподавала в государственном университете, после тех событий долгое время нигде не работала. Лечилась у психиатра. Впала в полусонное состояние. Ей посоветовали вернуться к преподавательской деятельности. Решила начать работать в школе и учить детей. Никто не сопротивлялся ее решению. Ректор подписал документы об увольнении. Протянул их ей. Сказал: «Мне жалко терять хорошего преподавателя». Она взяла документы, пожала ему руку и вышла. Больше туда не возвращалась.