У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Жерар сбросил ноги с кровати и сел, согнувшись и потирая ладонями колючие щеки. Постепенно он вспомнил все — весеннее утро в Камарге, Беатрис, ее глаза и то необычайное, немыслимое ощущение полного счастья, какое бывает только во сне. Оцепенев, он долго сидел так — небритый, в измятой пижаме, тупо уставившись в одну точку. Потом встал и подошел к окну.
Окно выходило на восток. Где-то впереди, за деревьями, лежал Буэнос-Айрес, тихая улица Окампо, старый дом в плюще и глициниях за ржавой решеткой с коваными вензелями. Там, очевидно, спят. Солнце еще не встало, сейчас его первые холодные лучи окрашивали кровью тяжелые волны Атлантики далеко на востоке.
Он
Он пойдет к ней, расскажет ей все — все до конца. Если она любит, она простит. Сбросив с себя проклятие, он придет к ней с пустыми руками, таким же свободным нищим, каким бродил когда-то по Франции, и они повторят этот путь вместе, они еще придут в солнечную Камаргу его юности… Этот сегодняшний сон, эта голубая звезда — это не может быть простым совпадением, это знак, это сигнал судьбы. Судьба звала его к действию, к борьбе за счастье. Неужели он, когда-то сражавшийся в рядах Сопротивления, находивший в себе силу долгие годы грести против течения в искусстве, — неужели сейчас он не сумеет повернуть жизнь по своей воле? Только наваждением можно объяснить, что это не приходило ему в голову до сих пор. Чем он связан? Своей ошибкой? Раскаяние смывало и не такие дела. Если Беатрис его простит, он очистится от всего. Любовью Элен? Но она поймет — иначе нельзя. Что еще его связывает? Чистота Беатрис, боязнь оскорбить ее своей исповедью? Но разве лучше, если она будет продолжать страдать от любви, считая его честным человеком?
Бросив последний взгляд на голубую звезду, Жерар отошел от окна. Скоро она начнет меркнуть, он не хотел этого видеть, он хотел сохранить ее в памяти именно такой — острым алмазом, призывно сияющим на предрассветном небе.
Он прошелся по комнате, прилег на кровать, потом снова вскочил, закурил трубку и принялся ходить взад и вперед, оттягивая кулаками карманы пижамной куртки. Им овладела лихорадочная жажда действия — немедленно, тотчас же. Но сейчас делать было пока нечего. «Терпение, старина», — пробормотал он сквозь зубы, стиснутые на мундштуке. Жаль, что телефонную книгу растерзал Макбет, — можно было бы уже сейчас найти номер и адрес этого адвоката. Фамилия Мак-Миллан встречается здесь не так часто. Впрочем, это несущественно. К десяти часам он приедет в столицу и полистает книгу в первом же кафе. В одиннадцатом Трисс, очевидно, уже будет в бюро. Сегодня ровно неделя, как они встретились. Возможно, они смогут увидеться уже сегодня вечером, после ее работы. Ровно неделя! Семь дней — как он не додумался до всего этого раньше…
Первый луч озарил комнату. Начинался новый день — солнечный день его новой жизни. Стараясь не торопиться, Жерар принял горячую ванну, побрился с особым старанием, позавтракал. В восемь он встал из-за стола, покосившись на замершие,
Бедняжка Элен, вот и все, что ты оставишь ей взамен ее любви. Сердце Жерара сжалось, когда он подумал о предстоящем разговоре. Написать в Рио было бы проще, это самый легкий выход — слишком легкий, чтобы быть порядочным. Нет, ты будешь говорить с ней здесь, сам, глядя ей в глаза. Это страшно, но это необходимо. Такие узлы нужно рубить. Чем раньше Элен все узнает, тем скорее она переболеет и выздоровеет. В конце концов, время и молодость залечивают все раны…
Хорошо, что он может хотя бы обеспечить ее материально. Деньги не дают человеку счастья, но помогают переносить его отсутствие. Было бы совсем уж плохо, если бы вдобавок Элен осталась без средств к существованию и должна была бы вернуться к прежней жизни. А так — молодая женщина, красивая, обеспеченная…
Обойдя сад, Жерар вернулся к пруду и подошел к пологому берегу. Словно вырезанные из начищенной латуни, лежали на зеркале воды узкие листья ивы, сорванные осенью и непогодой последних дней. Его легкие туфли сразу промокли от росы, он посмотрел вниз, выбирая место посуше, и увидел в траве съежившуюся и вымытую дождями ленточку апельсиновой кожуры. «Проснитесь, очарованный кабальеро, в моей власти освободить вас от чар…» Вот здесь она сидела, с апельсином в протянутой руке, чуть склонив голову набок, и говорила важным тоном. А глаза ее искрились от смеха. «Вас околдовала фея Моргана? Это моя старая соперница, мы давно конкурируем…» Кто бы меня ни околдовал, Трисс, только в вашей власти освободить меня от чар, и сегодня я напомню вам эти слова.
Жерар посмотрел на часы — было без четверти девять. Пора!
— Макбет, старина, идем-ка в дом. Я сейчас уезжаю, останешься тут за сторожа. Слышишь?
Но Макбет не слушал, вернее, он прислушивался к чему-то другому, насторожив косые обрезки ушей. Торопливо, совершенно по-человечески оглянувшись на хозяина, он вдруг сорвался с места и исчез за поворотом аллеи. Жерар пошел за ним.
Возле дома он увидел Хуареса с чемоданчиком в руке. Макбет прыгал вокруг него, норовя лизнуть в лицо.
— С приездом, дон Луис! — весело крикнул Жерар. — Гоните его к дьяволу, он вас измажет. Вернулись, значит?
— Здравствуйте, патрон, здравствуйте… Ну, Макбет, довольно, хватит. Как поживаете, патрон?
Они обменялись рукопожатиями.
— Все по-старому? — спросил, посмеиваясь, дон Луис. — Не помешал? Видите, как получилось. Чертовски назойливого садовника навязали вы на свою голову, дон Херардо. Может быть, даже слишком назойливого, а?
— Бросьте, бросьте. Ваша комната вас ждет, идите и располагайтесь. Как прошла поездка?
— В норме, вполне в норме, — подмигнул дон Луис. — Как поживает донья Элена?
— О, она укатила в Бразилию — погостить у подруги. Очевидно, скоро будет дома.
— Так, так. Ну а вы?
Жерар улыбнулся:
— Теперь уже «в норме», дон Луис. Знаете, сейчас я еду в город, а когда вернусь, мы с вами посидим и обстоятельно поболтаем. Сейчас у меня просто нет времени…
Дон Луис кивнул и подхватил чемоданчик.
— С удовольствием, патрон, с большим удовольствием. Вернетесь поздно?