У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Дорогой маэстро, у меня в доме нет подрастающей молодежи, и это соображение меня нисколько не беспокоит… При выборе картин я обычно руководствуюсь только своими вкусами, а не… требованиями общепринятой морали… М-да…
— Послушайте, давайте говорить без загадок! Очевидно, я настолько туп, что не умею их разгадывать. Конкретно — чего вы от меня хотите?
— Видите ли… Позвольте показать вам одну вещь, чтобы было более наглядно… Где это я оставил бумаги?..
Руффо вышел в соседнюю комнату и тотчас же вернулся, расстегивая замки портфеля.
— Мне как раз сегодня принесли одну вещь, — проскрипел он, вынув маленький альбом в свиной коже. — Вот, скажем, взгляните на это… Это приблизительно подобный сюжет, но…
Жерар взял протянутый ему открытый альбом — «издание для знатоков» — того рода, что обычно хранят в запертом ящике письменного стола и показывают приятелям на холостяцких пирушках. Несколько секунд он молча смотрел на хорошо отпечатанную цветную репродукцию, потом поднял взгляд на сухонького старичка в черном.
— Вы что, в своем уме? — очень тихо спросил он. — И это мне вы предлагаете написать для вас подобную вещь?
— Вопрос относительно моего ума я нахожу несколько неуместным… М-да… И нетактичным, — с достоинством отозвался Руффо. — Что касается остального, то на этот раз вы поняли меня правильно. Я имею в виду именно подобный жанр… Ничуть, впрочем, не стесняя вашей творческой свободы.
Жерар коротко рассмеялся.
— Вот что, старина, — невежливо сказал он, с треском захлопнув альбом. — Забирайте свой «подобный жанр» и проваливайте отсюда, пока я не спустил вас в мусоропровод!
Руффо оторопело взглянул на него, потом спрятал альбом и щелкнул замком портфеля.
— Должен сказать, я был лучшего мнения о европейской воспитанности, — проскрипел он, выходя из мастерской впереди Жерара. — Что ж, не смею настаивать… Будем считать наш договор расторгнутым… М-да… В таком случае, сеньор Бюиссонье, я желал бы получить обратно выданный вам аванс.
Жерар шагнул к письменному столу и остановился.
— А, ч-черт… — пробормотал он сквозь зубы. — Вот что, этих денег сейчас у меня нет, я их истратил. Можете считать за мной. Подписать вексель?
Руффо снял пенсне и стал медленно натягивать перчатки.
— Вексель… М-да… Нет, сеньор Бюиссонье, к чему?.. Между джентльменами можно обойтись без этого, с меня достаточно вашего слова. И вообще не торопитесь с этим. Мне неважно, будет ли это через неделю или через две… Не правда ли? Вы вернете эти деньги, когда вам будет удобнее, вместе с квартирной платой.
— Что?..
— Я сказал — вместе с квартирной платой, — повторил Руффо, — с платой за квартиру, в которой вы живете…
— Какое вам дело до моей квартиры, черт вас подери?
Руффо посмотрел на Жерара почти добродушно.
— Разве мистер э-э-э… Брэдли, разве он не сказал вам, что этот дом принадлежит нашей компании?
— В первый раз слышу!
— О, очень жаль… Это большое упущение с его стороны, очень большое.
Жерар резко засмеялся и сел в кресло.
— Вот, значит, что! Ясно. Так это была мышеловка?
— К чему такие слова, сеньор Бюиссонье, что вы?.. У меня и в мыслях не было ничего подобного. Когда мистер Брэдли сказал мне, что вы находитесь в трудном положении, и попросил разрешения временно предоставить вам эту квартиру, я ничего не имел против… поскольку… э-э-э… поскольку мы думали остаться с вами в хороших деловых отношениях. Не так ли, сеньор Бюиссонье? Но коль скоро эти отношения вступили в такую фазу…
— Можете не продолжать, — усталым голосом сказал Жерар. — Сколько стоит эта квартира в месяц?
— О, я в такие детали никогда не входил, это вам нужно справиться у администратора… Около тысячи, я предполагаю… Впрочем, с меблировкой это будет несколько дороже. Не знаю, сеньор Бюиссонье, честно говоря, просто не знаю…
— Ловко, — сквозь зубы проговорил Жерар, глядя в окно пустыми глазами. — Ловко, будь я проклят… Впрочем, так дураков и учат!
Руффо, с портфелем под мышкой, не торопился уходить. Заметив на стене акварели, он снова нацепил пенсне и подошел поближе.
— Вы не дурак, молодой человек… — сказал он рассеянно, разглядывая горный пейзаж. — Просто вы, к сожалению, принадлежите к той вымирающей породе людей, которая готова испортить себе жизнь ради возможности сделать красивый жест. Хотя в данном случае это, пожалуй, не просто красивый жест… Это, пожалуй, уже и в самом деле глупость. Простите э-э-э… за откровенность. Меня удивляет, что вы не способны понять разницу между, скажем, тем, чтобы выступить по радио с чтением неприличных анекдотов или рассказать анекдот приятелю — с глазу на глаз… Я вам не предлагаю написать такую картину и выставить ее для всеобщего обозрения… М-да… Одним словом, я не теряю надежды, что вы после здравого размышления посмотрите на это дело несколько иначе… Во всяком случае, прошу помнить, что мое предложение остается в силе. И, зная уже вас как большого мастера своего дела, — Руффо подчеркнул слово «большого» и кивнул на дверь ателье, — я готов теперь предложить вам гораздо большее вознаграждение. Я никогда не сорил деньгами, но никогда и не жалел их на подлинные произведения искусства… В данном случае я предлагаю вам пятьдесят тысяч. Мой телефон вы знаете. Чрезвычайно сожалею…
Он снял пенсне и пошел к выходу — маленький, сухонький, похожий в своем черном, чуть старомодном костюме на учителя в отставке.
В прихожей он обернулся и почти благодушно взглянул на Жерара.
— Мне от души жаль вас, маэстро, — медленно проскрипел он, — с вашим талантом вы через год могли бы стать кумиром публики. Но для этого, разумеется, вам пришлось бы отказаться от красивых жестов… М-да… Дон-Кихоты сейчас не в моде, где бы они ни появлялись — в делах, в искусстве или в политике. В наш реальный век фортуна отдается реалистам, а те, кто этого не понимает, умирают неудачниками. Что ж, честь имею… Простите за беспокойство.
Жерар захлопнул за ним дверь и вернулся в ливинг, задыхаясь от ярости.
— Старый сатир, дерьмо проклятое! — выругался он вслух. — «Фортуна отдается реалистам»! Ну и спи со своей фортуной, старый потаскун, козел…
Подойдя к столику, на котором стоял сифон с сельтерской, он взял стакан и заметил, как дрожат руки. «Сволочь!» — выругался он еще раз, нажав рычажок сифона. Струя с шипением ударила в стакан. На таких вот и покоится общество, прав был Брэдли. «Кожи Руффо — лучшие в мире!» Всеми уважаемый промышленник, олицетворение честности…