У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Правда, на этот раз донья Мария волновалась больше по привычке: она побывала у доньи Марты, сынок которой тоже попался шестнадцатого февраля, и та сказала ей, что всех задержанных по этому делу должны выпустить по ходатайству поручившейся за них университетской ассоциации.
Действительно, утром двадцать третьего, в карнавальную субботу, к донье Марии явилась незнакомая сеньорита и сообщила, что коллега Ларральде будет освобожден сегодня после обеда.
На этот раз донья Мария решила обойтись без торжественной встречи. Довольно, пусть Эрменехильдо наконец узнает, что она думает по поводу его образа жизни. Приготовления ко встрече блудного сына ограничились куском мяса, выбранным, правда, с особым вниманием,
Блудный сын явился в пять часов — в изжеванном костюме, от которого разило дезинфекцией, небритый и голодный как волк, но, как всегда, неунывающий. Донья Мария всплакнула и приготовилась долго говорить о сыновней неблагодарности, но Хиль схватил ее в объятья, покружил по комнате, опрокидывая стулья, и отнес на кухню. Поняв намек, донья Мария решила отложить объяснения и принялась за стряпню.
Полчаса Хиль отмывался под самодельным душем, приплясывая на деревянной решетке и во все горло распевая арагонскую хоту. Потом он сидел за столом, чистенький и выбритый, уписывал чурраско, запивая его пивом, и, с набитым ртом, рассказывал матери, как они портили кровь тюремщикам.
— Тебе все весело, — укоризненно сказала донья Мария, втайне любуясь сыном, — а каково мне? Костюм теперь придется отдавать в чистку, опять лишний расход. Меньше пятидесяти этот японец не возьмет…
— Что такое пятьдесят песо? — пожал плечами Хиль. — Скоро ко мне потекут гонорары!
Он сделал обеими руками загребущий жест и задумался.
— Мама, газета за шестнадцатое у тебя сохранилась, вечерняя?
— Хочешь полюбоваться на свое имя? — спросила донья Мария, доставая с полки газету. — Мне уже стыдно смотреть в глаза соседям!
— Слава — вещь утомительная, — согласился сын. — А ну-ка…
Он развернул перед собой газету, продолжая с аппетитом жевать. Ага, вот оно: «Новые беспорядки на факультете медицины. Сегодня, в послеобеденные часы, группа студентов-медиков, подстрекаемая левыми элементами, произвела крупный беспорядок в здании своего факультета, пытаясь…» Ну, это пропустим — что мы пытались сделать, это мы и без вас знаем. Так… «…Вынуждены были применить силу. При очистке здания от ворвавшихся туда нарушителей порядка оказали сопротивление и были задержаны федеральной полицией следующие лица…» О, дьявол, сколько их здесь. Сначала, конечно, девочки, — ясно, наша традиционная галантность, дорогу дамам… Сеньорита Ана Мария Роблес, год рождения 1933, проживающая по улице Лавальеха 1270, Оливос. Сеньорита Мерседес Аларкон, 1933, Пастер 416. Сеньорита Хильдегард Кронберг — а, это, наверное, та немочка с третьего курса… Сеньорита Глэдис Каталина Москардо — верно, была такая, эта и в самом деле дралась, даже очки потеряла. Сеньорита Сильвия Аморетти, 1936, — наверняка какая-то первокурсница, сосунок, ей-то и вовсе не стоило мешаться. Ага, вот — сеньорита Элена Монтеро, 1933, Артигас 628, Линьерс. Где же это в Линьерсе улица Артигас?
Хиль заботливо свернул газету и сунул в карман.
— Ешь, у тебя все простынет, — сказала донья Мария.
— Ем, ем. От Пабло ничего нового?
— Получила позавчера. Пишет, что трудно с работой.
— Пусть приезжает, чего ему там сидеть!
Донья Мария поджала губы.
— За Пабло думает теперь его жена, вот чего я боюсь.
— Ну, у него тоже есть голова на плечах.
— Ох, сынок, когда человек женится, про свою голову он забывает прежде всего…
— Ладно, я ему напишу сам, — важно сказал Хиль, допивая остатки пива. — Слушай, ты хорошо знаешь Линьерс? Где там улица Артигас?
— Артигас? — Донья Мария в раздумье покачала головой. — Не знаю, я в Линьерсе почти никогда и не бывала. Если хочешь, спрошу у соседей. Дон Хулио должен знать, — почтальоны знают все улицы.
— Не надо, я поищу по Пеусеру. — Хиль
На следующее утро Хиль еще раз позвонил своей новой знакомой и опять ее не застал. Он уже знал, что сеньорита Монтеро живет в меблированных комнатах, но явиться без предварительного ее согласия не решался и отложил дело до телефонного разговора.
Донья Мария ушла к мессе, а он повалялся еще на кровати, наслаждаясь свободой, перечитал газеты за восемь дней и решил съездить в клуб университетской ассоциации — повидать знакомых и поделиться тюремными впечатлениями.
По случаю первого дня карнавала на улицах было шумно. Несмотря на расклеенный всюду полицейский эдикт, запрещавший употребление ракет и петард, на каждом перекрестке трещала и взрывалась какая-то дрянь и улицы пахли порохом, как после хорошего сражения. С балконов и из дверей прохожих окатывали водой; Хиль сначала обходил опасные места, оберегая свой последний костюм, но в конце концов — за квартал до спасительной остановки автобуса — какая-то каналья подкралась к нему сзади и выплеснула за шиворот целую кружку. Тогда он вошел во вкус и, захватив врасплох девушку, вытащившую на улицу полное ведро, целиком вывернул его ей же на голову. Та, облепленная мокрым платьем, с визгом убежала, и Хиль сел в автобус, чувствуя себя отомщенным.
В клубе не оказалось никого из знакомых. Заглянув в библиотеку, в гимнастический зал и на лодочную станцию, Хиль побродил по аллейкам и направился в буфет. Тут ему повезло больше. В самом углу террасы сидел за столиком длинный парень в массивных роговых очках, некий Пико, юрист с четвертого курса. Увидев его, Хиль повеселел: они познакомились полгода назад на одном диспуте, причем каждый убедился в полном идиотизме взглядов другого, и с тех пор оба всегда находили в разговорах какое-то странное взаимное удовольствие.
— Salud! — сказал он, усаживаясь за столик Пико. — Ну как там поживают сеньоритос с факультета права и общественных наук?
— Привет, — в тон ему отозвался тот. — А как эскулапы?
— Эскулапы, — усмехнулся Хиль, перочинным ножом отколупывая зубчатую крышечку с пивной бутылки, — эскулапы подвергаются полицейским гонениям, дорогой мой крючкотвор… пока коллеги-правоведы подзубривают свои конспектики… Э, дьявол! Подставляй, живо…
Он разлил пиво по стаканам и по примеру Пико снял пиджак, повесив его на спинку своего стула.
— Что ж, — ехидно сказал Пико, — отдаю должное вашей мудрости. Стыдно прожить жизнь, ни разу не вмешавшись в политику, не так ли? Вот вы и вмешиваетесь в такие дела, которые не грозят ничем, кроме недельной отсидки. А потом такой «политик» получает диплом, открывает домашнюю практику и начинает вести благонамеренный образ жизни. Твое здоровье!
— Взаимно. Интересно знать, в какие это дела вмешиваетесь вы, будущие столпы закона?
— В такие, за которые полагается военно-полевой суд, уважаемый curandero [7] . Перечитай историю Латинской Америки за последние полстолетия! Если ты сможешь мне указать хоть один государственный переворот, который обошелся без участия студентов юридических факультетов… Я, понятно, говорю именно о политических переворотах, а не о каких-нибудь вульгарных cuartelazos [8] .
7
Знахарь (исп.).
8
Армейские путчи (исп.).