У каждого свой путь.Тетралогия

Рябикина Любовь

— В берег влезал, да поскользнулся…

Едва дверь в дом хлопнула, Марина схватила рюкзак. Приоткрыв створку, прыгнула вниз и бегом рванула через огород Беловых к задней калитке. Благополучно миновала огороды и очутилась в своем дворе. На дверях висел замок. Она достала ключ из поленницы и открыла дом. Вбежав внутрь, бросила рюкзак у порога и направилась к зеркалу: лицо выглядело не лучшим образом, но и не так страшно, как она предполагала. Быстро скинула рубашку Толика. Достала из ящика свежую тенниску, лифчик, чистые брюки и переоделась. Синяки на боках действительно

были страшными. Они приобрели зловещий багрово-фиолетовый оттенок. Девушка вздохнула: в субботу придется идти в баню последней, чтоб не заметили. Толик появился, когда она принялась за еду:

— Как себя чувствуешь?

— Нормально, только ребра болят. Не знаешь, они еще не явились?

— В доме Горевых тихо. Может, спят, а может и не пришли. Я не пойду и тебе не советую. К Лешке могу сбегать, если хочешь.

— Не надо. Я не собираюсь никуда идти. Колька мой враг. Насчет Витька не знаю. Пусть сам решает.

Она допила молоко. Стерла крошки со стола и ополоснула кружку. Пригласила:

— Проходи в мою комнату. Я сейчас…

Парень прошел в знакомую спаленку с уютными светлыми обоями в мелких розочках и сел за стол. Маринка вскоре вбежала в комнату с тюбиком и гримом в руках:

— Ты видел, как Нина этим красилась? Тогда замазывай!

Села на стул и подняв лицо кверху, застыла. Толик трудился около часа. Он даже вспотел от старания. Наконец объявил:

— Готово!

Она подбежала к зеркалу: на нее смотрело ее прежнее лицо. Только приглядевшись, можно было заметить слегка проступавшую синеву и припухлость под глазом и на скуле. Но Маринка вовсе не собиралась давать себя разглядывать. Она улыбнулась Толику:

— Тебе бы гримером работать! Здорово получилось!

Ни отец ни мать вечером ничего не заметили. Да им и не когда было приглядываться: забивали привезенное с поля сено на сарай. Его была огромная телега и им пришлось помахать вилами всласть. Маринка собрала в это время огурцы. Затем полила огород в одиночестве, таская воду из колодца на коромысле. Мать принялась за хозяйство: напоила поросят и овец, подоила корову. Дочь посолила огурцы в банки. Возле дома около девяти вечера раздался знакомый свист. Девушка выглянула из дверей. На верхней жердочке ворот, словно воробей, сидел Леха. В предзакатных лучах солнца его лица не было видно. Она вышла и подошла поближе. Тот спросил ее:

— Вы чего ночью с Толяном удрали и ни слова не сказали? Колька ночью в шиповник попал, все лицо исцарапал.

Она поняла, что Колька ничего ни брату, ни Лехе не сказал. Сообразила и другое: лицо Гореву она “разрисовала”. Спокойно ответила:

— Комары закусали, а вы спокойно спали. Мы не стали будить.

Он возбужденно заговорил:

— Я к Горевым только что заходил! Колька с Витькой подрались. Дядька Леша с теткой Машей растаскивали, а сейчас отец сам Кольку свернутыми вожжами бьет. Сильно хлещет! Витька меня из дома выпроводил. У него все лицо разбито, а сам орет: “Ты мне теперь не брат! Сволочь ты, сволочь!”. И чего они так распетушились? На рыбалке все нормально было. Может, ты сходишь?

Марина пожала плечами и отказалась:

—

К дяде Леше под горячую руку я не хочу попадать. Завтра все узнаем!

— Тогда пошли за Толюхой и айда купаться.

Она хотела согласиться, но вспомнила о синяках на боках и отказалась:

— Купаться что-то не охота. Может, просто посидим у меня? Музыку послушаем. Я тут “Аббу” достала. Посиди здесь, вдруг Витек придет, а я за Толиком сбегаю.

По дороге она объяснила Белову создавшуюся ситуацию и о том, что услышал в доме Горевых Леха. Толик вздохнул:

— Дядька Леша может к твоим родителям прийти. Тогда всем влетит и твои отец с матерью нам доверять перестанут.

— Тогда надо перехватить отца Витьки и Кольки по дороге.

— Как ты себе это представляешь?

— Придется посидеть часок на заборе возле нашего дома. Чем Леху отвлечь?

— Я знаю… — Белов развернулся и галопом припустил назад. Вернулся он с толстым журналом: — Леха, смотри, что у меня есть! Батька в городе купил. Домой дать не могу, ругаться будет. Давайте посмотрим втроем…

Они расположились на бревнах, разглядывая альманах об охоте. Алексей Горев появился через двадцать минут. Он был далеко, а Маринка уже определила, что мужик страшно расстроен. Он шел торопливо, слегка припадая на левую ногу и не поднимал головы от земли. Она незаметно толкнула в бок Толика и указала глазами на мужчину. Тот кивнул и тут же обратил внимание приятеля на снимок тульского ружья. Принялись обсуждать достоинства оружия. Девушка встала и пошла навстречу старшему Гореву. Посреди улицы остановила:

— Дядя Леша, вы к нам? — Он не решился поднять на девчонку глаза, лишь кивнул. Она попросила: — Не ходите. Мои ничего не знают. Не надо позорить меня и Николая. Пусть это останется между мной, вами, Толиком и Николаем с Витьком. Николаю передайте, чтоб и близко ко мне не подходил, а если тронет Толю, будет иметь дело с тремя противниками. Витек пусть приходит, как и прежде.

Алексей Гаврилович выдохнул облегченно и поднял голову:

— Марина, я этого кобеля всего вожжами исхлестал. Марья белугой на сеновале ревет, боится твоей матери на улице в лицо посмотреть. Если бы не Витька и не узнали бы! Впервые своего младшего в такой ярости видел. Спасибо, что не рассказала. Твой-то батько точно бы схватился за ружье и убил моего Кольку. Ох, как стыдно! Прости нас, девочка!

— Ладно, дядя Леша. Вы тетю Машу успокойте и пусть тоже молчит.

— Спасибо, Марина, что не посадила моего дурака. Тогда я пойду.

— Идите. Пусть Витек завтра ко мне один придет. Поговорить надо.

— Ладно. Скажу.

Алексей Гаврилович развернулся и отправился домой. Марина вернулась к приятелям. Леха даже и не заметил ее отсутствия, настолько Толик заговорил его. Белов посмотрел на девушку и она чуть кивнула.

Витек пришел в начале десятого утра. Блестящие серые глаза хмуро смотрели из тьмы синяков. Практически все лицо было одним сплошным синяком. На скуле красовалась царапина. Губы распухли. Он остановился у двери, не решаясь пройти дальше, как раньше: