У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— А Витек Горев как поживает?
— Концы с концами еле сводит, но отступать не собирается. Лешка Суханов с ним работает. В аренду пашню взяли и сенокосные луга. Теперь свой трактор есть со всеми причиндалами. Выкупили у колхоза. Две лошади имеются. Хозяйство огромное. Семью беженцев приютил. Его ровесник с Таджикистана. Русские оба. Ребеночек у них. Золотые руки у мужика, хоть и молодой. Алексей с Марией вообще к Вите переселились, помогают по мере сил. Внуков нянчат, по дому, да и в поле иной раз выходят. Алексей сильно сдал в последнее время. Сердце барахлит. О Кольке ничего не слышала?
Она
— Пап, это же Чечня, а не Афганистан.
Вчетвером переплыли обратно. Оделись и направились домой. Уже с крыльца почуяли запах оладий. Сашка с Юлькой бегом кинулись в дом:
— Мы так проголодались!
Отец спросил:
— Когда назад?
— Двадцать пятого августа надо быть там. Двадцать второго выеду.
— Тогда я завтра в лесничество смотаюсь и заявление напишу. А ты, пока здесь находишься, постажируешь. Не забыла? Может Яшку встретим с семейством. Ох и здоров стал!
Марина возвращалась из леса, где помогала отцу ставить ограды у муравейников. Старый приятель шел по тропке навстречу. Витек искренне обрадовался. Крепко стиснули друг друга. Горев держал ее за плечи, разглядывал и говорил:
— Маринка! Привет, подружка! Слышал, что приехала, только даже сбегать некогда. Весь в делах и заботах. Да батько твой, наверняка рассказывал… Это правда, что он твой участок взял?
— Правда. Я сейчас ему помогала. Ты чего с топором?
— Пару стожаров надо вырубить, да приколины. Сегодня думаем пару стогов сметать.
Степанова решительно сказала:
— Мне делать нечего, давай помогу. Хоть приколины дотащу. Пошли вырубать.
Вместе двинулись по тропинке. Женщина не знала, как начать разговор и молчала. Витек пару раз искоса взглянул на нее, а потом остановился:
— Сказать что-то хочешь? О Кольке?
Марина попросила:
— Давай присядем на пять минут. — Он бросил топор на тропу и уселся на траву рядом. Она опустилась рядом: — Твой брат в Чечне превращает бандитов в диверсантов. Два учебных лагеря, в которых он “преподавал”, разгромили с моей помощью. Он ушел.
Витек как-то странно спросил:
— Ты его видела?
— Как тебя сейчас. Поздоровел, отъелся. Смуглый от загара. Осторожен и жесток. Наркотики употребляет, я сама видела следы от уколов. Когда мы встретимся в следующий раз, для него он будет последним. Я тебе прямо говорю — я прикончу его, как бешеного пса!
Маринка не скрывала ярости и Витек поглядел на нее с удивлением:
— Ты чего, Марин?
Она вдруг обмякла:
— По его приказу замучили моего друга: отрубили ступни, пальцы, вырвали ногти, сняли кожу с груди. Я знала его с Афгана. Твой брат — мой кровник! Я не знаю, как ты теперь станешь ко мне относиться…
Он перебил ее, прошептав пересохшими губами:
— Как прежде, если ты первой не вычеркнешь меня из списка друзей. У меня давно нет брата. Он погиб. Делай, что сочтешь нужным. Только папке не говори ничего, ладно?
— Договорились. Пошли за стожарами…
Витек яростно рубил ствол молодой осины. По широкому лбу катился пот. Щепки летели во все стороны. Когда дерево
— Не промахнись, Маринка! Забудь, что вы с одной деревни. Если папка узнает о том, что Колька палачом стал, он умрет. Постарайся побыстрее, пока слух до деревни не докатился.
— Дядя Леша вспоминает Николая?
— Нет. Я пару раз замечал, что он его детские фотки разглядывает. Все взрослые фотографии сжег в печи. Мать та вспоминает, когда отца рядом нет. Плачет. Ты когда обратно?
— Через две с половиной недели уеду.
— Кольку пойдешь выслеживать?
Она усмехнулась:
— Навряд ли Ахмад находится в Чечне после такого разгрома. Он у своего хозяина в Афганистане прячется. У Ахмад Шаха Масуда. Мне теперь ждать придется, когда он вернется. Но я дождусь…
Степанова была права. Именно в эти дни Николай Горев добрался до логова Масуда. Рассказал о неудачах, старательно обелив себя, о неуправляемости и горячности чеченцев. Эту речь он заготовил заранее, продумал интонацию и детали. О Марине не сказал ни слова. Ахмад Шах в тот момент пребывал в хорошем расположении духа. Внимательно выслушал его и спокойно сказал:
— Что делать, без жертв на войне не обойтись. Сейчас в Ичкерии обстановка сложная. Вот когда она немного придет в норму. Когда станет ясно, где кто находится, тогда и займемся обустройством новых лагерей. Твой час еще пробьет, Ахмад. А сейчас иди помойся и отдохни.
Горев поклонился и направился к себе в комнату.
Рейд Шамиля Басаева на Буденновск резко изменил ситуацию. Московские политики вновь подняли лапки кверху и начали переговоры. Вновь все победы армии становились ненужными. Федеральные войска соблюдали мораторий. Командующие группировками плевались и ругались, а Москва упрямо заставляла соблюдать “перемирие”, которого не было и в помине. “Переговорщики” легко отдавали то, что было оплачено кровью.
Бандиты к этому времени изменили тактику, используя временное затишье в своих целях. Они перешли на партизанскую борьбу и диверсии. Началась жестокая “минная” война. В горах формировались группы для проведения диверсий. Формировались новые базы для обучения боевиков. Пока действовал мораторий, чехи укрепляли позиции. Из разрозненных остатков банд они собрали четыре крупные группировки. Многие мужчины-чеченцы вновь взяли в руки оружие.
В Южном, Восточном, Западном и Центральном районах сконцентрировалось более пяти тысяч боевиков. У них были танки, БТРы, БМП, орудия и минометы, реактивные и зенитные установки. Вся техника поступала из-за рубежа через Грузию, Ингушетию и Азербайджан. Главным штабом боевиков являлся поселок Дарго. Бандформирования восстановили систему управления, наладили новую сотовую систему связи с использованием радиостанций фирмы “Моторолла”. Полевые командиры пользовались не только собственными средствами связи, но и теми, что принадлежали иностранным журналистам, которых среди них было не мало. Эти, так называемые “независимые” журналисты, вовсю обливали грязью российскую армию, называя федералов оккупантами и захватчиками.