У нас в саду жулики (сборник)
Шрифт:
Выскочив из подворотни, я пересекаю Невский и ныряю в проходной на Гончарную.
2
Очередь на Лиговке, пожалуй, чуть-чуть короче. И уже не подвал, а ларек. Каждый пункт стеклотары имеет свое лицо.
И теперь уже не приемщица, а приемщик. С тремя помощниками. Помогают ему, правда, только двое и оба «под градусом», а третий, совсем уже в «дупель», ошивается возле очереди и всем мешает. Тот, что за главного, тоже «под мухой».
Человек пятнадцать проскакивают быстро, но вдруг работа прекращается, и окошко, куда трудящиеся просовывают бутылки, закрывается. Без всякого объяснения.
Тот, что отирался возле очереди, огибает ларек с другой
Очередь начинает волноваться: оказывается, история повторяется. Полчаса тому назад приемщики уже перекуривали.
К захлопнутому окошку подбегает старичок и молотит кулачком по картонке:
– Вот напишем сейчас коллективную жалобу!
А в самой народной гуще под аккомпанемент старичка вдруг оживляется старуха. (Она и до этого была пьяная, но когда очередь шла быстро, то держала себя в рамках. И все предупреждала, что скоро будет сорок пять градусов, и предлагала, пока не поздно, запасаться лимонами. А то все от жары подохнем. И в очереди смеялись.)
Старуха принимает поведение старичка за сигнал к действию и вся как-то даже подбоченивается. В особенности ей по душе выкрики старичка о жалобе.
– И напишем, – вне себя от восторга вопит старуха, – от ветеранов войны! – И после этих слов, совсем распалившись, переходит на сплошной мат.
Подняшийся возле окошка шум все продолжает расти, но часть очереди теперь уже накидывается на старуху.
– Ты, мамаша, давай не выражайся, тут дети, – катит на старуху коляску женщина с ребенком, – а то не посмотрят, что ветеран, и схлопочешь пятнадцать суток!
– А ты, немецкая подстилка, не лезь… – набрасывается на нее старуха, как бы ища поддержки у очереди.
Откликнувшись на ропот, приемщик выскакивает из ларька и подбегает к разбушевавшемуся старичку.
– Пошел, старый пес, к е…й матери!!! – вне себя от ярости орет приемщик и проводит перед носом старичка татуированным кулаком. Потом отыскивает глазами старуху и, уже успокаиваясь, как бы вразумляя, ворчит:
– А ты, старая б. дь, молчи, пока кости целы…
Приемщик хочет еще что-то добавить, но передумывает и снова убегает в ларек.
Ошарашенный старичок мгновенно затихает и послушно семенит на место. Очередь как-то обреченно сжимается, а старуха, словно ничего не произошло, опять заводит свою волынку про лимоны. Только теперь уже никто не смеется. Тут же, шагах в пятидесяти, прохаживается дежурный милиционер. По мостовой шуршат машины, по тротуару туда-сюда снуют прохожие.
Наконец окошко открывается, и работа возобновляется в прежнем ритме. Приемщик принимает посуду ускоренным методом: все для ровного счета округляет. И никто с ним не спорит: еще спасибо, что берет. Глаза приемщика светятся какой-то угрюмой злобой, и со стороны может показаться, что очередь его чем-то страшно обидела. И каждый, кто выставляет посуду, невольно чувствует перед ним свою вину. Приемщик ставит бутылки в ячейки, а двое помощников, когда ящики полные, отодвигают и придвигают пустые. Все трое уже порядком захмелели, но на ногах еще держатся крепко. А тот, что все ошивался, куда-то пропал, наверно, уже свалился.
Подходит моя очередь, и я выставляю свои бутылки в окошко. Приемщик втыкает их в ячейки и говорит:
– Рубль пять. – Хотя на самом деле рубль двадцать три.
Один из его помощников отрывается от ящика и поворачивается. И я сразу же представляю Покровский бульвар. Помощник приемщика напоминает мне героя моего детства Бабона.
– Дай ему, Коля, рубль. Ему хватит. – Все продолжая на меня смотреть, тупо произносит помощник приемщика и снова склоняется над ящиком.Высшая математика
Вовка вошел бесшумно. Сначала он поскребся, но я не обратил внимания. Как-то сосредоточился. А Вовка проскользнул и со словами: «Толик, одолжи до получки два рубля…» – застыл возле стола в позе просителя.
Я сижу на стуле и думаю. А Вовка все продолжает стоять. Как-то даже заскучал.
Если я сейчас не дам Вовке два рубля, то, хотя Клавдия Ивановна мне два рубля и не отдаст, зато они от меня больше ничего не получат.
Но, с другой стороны, на носу уборка, и мало того, что Клавдия Ивановна не отдаст два рубля, вдобавок она еще и откажется убирать. И тогда придется уламывать дворничиху.
Конечно, на рубль дешевле. Зато если я сейчас дам Вовке два да плюс те два, что должна Клавдия Ивановна, будет всего минус четыре. А если я найду дворничиху, то хоть и дам ей за уборку не четыре, а три, но плюс те два, что не отдаст Клавдия Ивановна, будет уже минус пять. Да плюс еще дворничиху надо искать.
Я протягиваю Вовке два рубля. Вовка меня благодарит и поворачивается к выходу. А уже из тамбура снова скребется:
– Только Клавке ничего не говори…
В мире животных
В продовольственном выкинули пельмени, и я стою после работы у плиты. Над помойным ведром соседка – та, что из комнаты возле поворота на кухню, – прикнопливает к «черному ходу» список. Вынимает из фартука карандаш и, зачеркивая свою фамилию, проводит черту. Башмакова Евдокия Николаевна.
Я подхожу к списку и всматриваюсь в сумму. Три шестьдесят. На кухне всегда чем-нибудь порадуют.
Нашу квартиру одолели клопы, и Евдокия Николаевна договорилась с одной своей знакомой, у этой знакомой какая-то особая жидкость. Такую и не достанешь в ДЛТ. Или в Гостином. И сделает на совесть. Не то что «Невские зори» (еще месяца два и промурыжат). Да и дешевле.
Я внимательно выслушиваю и убавляю под кастрюлей огонь. Поход в прачечную снова откладывается.
…В тамбуре я натыкаюсь на Клавдию Ивановну и, пытаясь отстраниться, уступаю ей дорогу. Клавдия Ивановна хватает меня за рукав и, затащив к себе в комнату, плотно прикрывает дверь.
Врубленные на полную катушку «последние известия» перекрывают звук телевизора. На экране насекомые.
Клавдия Ивановна, как всегда, навеселе, а Вовка, свесившись прямо в ботинках с матраса, как будто что-то ищет на полу. Собака бросается мне навстречу и, повизгивая, трется о тапочки.
На сковородке вперемешку с размазанным пюре обглоданные кости. Перешибая запах мочи, они излучают едкий аромат. Рядом с бутылкой почему-то лежит стакан.
Клавдия Ивановна достает из буфета рюмку и спрашивает:
– Хочете, Толик, выпить?
Я стою и молчу. Если я сейчас с Клавдией Ивановной выпью, то она сразу же что-нибудь попросит. А если откажусь, – значит, побрезговал. Что делать?
Клавдия Ивановна наливает вино и, махнув рукой на Вовку – ее жест означает: вот дурак, уже налакался, а могли бы выпить все вместе, – открывает мне всю правду.
Оказывается, Евдокия Николаевна всех обманывает. Все думают, что жидкость от клопов, а у нее на самом деле от вшей. Вовка – Клавдия Ивановна одобрительно косится на матрас и наливает мне еще одну рюмку – уже все разнюхал. Знакомая нашей соседки – обыкновенная халтурщица. А деньги между собой поделят. Обдурили Наталью Михайловну и довольны. Но еще поглядим, кто будет радоваться. Клавдия Ивановна все Наталье Михайловне расскажет, и Наталья Михайловна ничего не заплатит.
Клавдия Ивановна прерывается и поднимает на меня глаза: