У Южного полюса
Шрифт:
Но при этом от нас ускользает самое важное—основная
тенденция, та конечная цель, к которой стремится и которую
подготовляет множество мелких событий. Крупные вехи истории
нам часто становятся понятны лишь многие годы спустя. И
когда промежуточные звенья исчезают из памяти, нам
кажется, что произошел скачок от того, что было, к тому, что
стало.
Именно так и получилось с нами.
Мы оказались в мире, куда не доходили сведения о
ежедневном ходе событий. Окружавшие нас скалы, ледники,
проявления южнополярной жизни несли на себе следы огромных
изменений, происшедших на протяжении времен. Но каждая
ступень измерялась здесь тысячелетиями.
Это различие в темпах развития в старом мире и в том новом
мире, где мы находились, необычайно резко бросилось мне
в глаза, когда 28 февраля 1900 года по нашему летосчислению
мы разбирали почту, впервые поступившую на южнополярный
континент.
События, казавшиеся многим обитателям земного шара
грандиозными и захватывающими историческими поворотами,—
что они значили в сравнении с тем, о чем повествовал великий
южнополярный континент? С тем, о чем гласили вершины этих
гор, ледники, фауна морская, воздушная и наземная, с итогами
тех геологических эпох, рядом с которыми бытие человека
кажется не длиннее, чем жизнь мухи-поденки.
Что имеет в этом мире ценность для человека, если
результаты его труда, его жажда познаний переходят по наследству
к новому поколению поденок.
Что же имеет ценность?
— Работа!
Вселенная меняется непрестанно, и непрерывно расширяется
поле для работы. Каждое открытие—это ворота в новую область
исследований, это стимул для дальнейшей деятельности человека.
В большинстве своем мы получили хорошие вести, но кое-
кто получил и удручающие. Умерли родные, желавшие
счастливого пути при нашем отъезде из Норвегии. В нашу маленькую
колонию вторглась далекая жизнь, состоящая всегда из
хорошего и дурного.
Один пакет с письмами остался лежать на столе нетронутым.
Эти письма предназначались для Гансона, нашего товарища,
лежащего там, высоко на холме. Когда мы смотрели на эту
маленькую связку, оставшуюся на грубо сколоченном
деревянном столе, в памяти снова ожила горькая утрата...
К полдню «Южный Крест» был уже неподалеку от берега.
Я, Йенсен и лапландец Савио поплыли к нему. Лапландец и я
гребли, усевшись в лодку; капитан Йенсен и Самуэльсен плыли
на своем вельботе.
Первыми добрались до судна я и Савио. Когда мы были
уже в пределах слышимости, команда приветствовала нас
долгим раскатистым «ура», из судовых пушек был дан залп.
Вот спущен веревочный трап, и несколько мгновений спустя
нам навстречу протянулись крепкие руки. Велики были радость
и ликование. Никогда я не забуду той сердечности, с которой
нас встретили.
Следы полного труда и лишений года можно было заметить
и на самом капитане Йенсене и на его команде. Вопреки этому
они полностью сохранили свой юношеский пыл, свою любовь
к опасным приключениям, свой интерес к общему делу.
Капитан Йенсен немедленно представил мне подробный
отчеа о том, как «Южный Крест» бороздил во всех направлениях
океан к северу от нас, а также о всех выполненных за это время
работах и вообще о всем пережитом*. Цели, которую я перед
ним поставил, он достиг: судно находилось в образцовом
состоянии. В этом отношении мы могли быть совершенно спокойны
и теперь в состоянии продолжать свое рискованное путешествие
«а юг, к Великому ледяному барьеру.
В последующие дни на судне освободили достаточно места,
чтобы мы могли взять на борт все, что было в хижинах на мысе
* Этот отчет приводится в конце книги.
Адэр: коллекции, провиант, оборудование, которое могло
понадобиться во время нашей поездки к югу.
Приступить безотлагательно к погрузке мешала дурная
погода, нагрянувшая с юго-востока. Ветер и волны швыряли
«Южный Крест» туда и сюда и не раз угрожали угнать его вновь
из бухты в океан.
Когда ненастная погода, наконец, прошла, «Южный Крест»
стал на якорь как раз в том месте, где в прошлом году
производилась высадка. Началась утомительная работа по погрузке
инструментов, ящиков с коллекциями, провианта и
оборудования; для перевозки мы использовали вельботы.
Вновь пришлось нам, загружая вельботы, окунаться в
непрерывно катившиеся по каменистому дну ледяные волны;
вельботы не рисковали подойти к берегу вплотную из-за
быстрого прибрежного течения. Это была опять та же изнурительная
работа, те же тяжелые испытания, через которые мы прошли
в свое время при высадке.
На мою долю выпало самое тяжелое испытание: мне с
помощью обоих лапландцев надо было застрелить собак, которые
из-за болезни, старости, инвалидности больше не годились
для работы. Некоторые из них инстинктивно чувствовали
грозящую опасность. Мне стоило большого труда направить