Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
к судьбе человека, рожденного, чтобы боготворить вас), есть ли у Сиднея
основания надеяться на благосклонность вашей сестры. Примите мои слова как
извинение за то, что я имел дерзость пытаться проникнуть в вашу тайну, и
поверьте, что, желая быть причастным к ней, я не стремлюсь посягнуть на
существующие у вас обязательства, перед которыми покорнейше отступлю
независимо от того, будет мне позволено понять их или нет.
Очарованная и гармоничными звуками
благородно им выраженным, побуждаемая прямодушием его речей проявить
свою природную искренность, я всецело поддалась велению сердца, и то
косвенное признание в собственной склонности, которое я сделала ему,
согласившись объяснить твои чувства к сэру Филиппу, наполнило его прекрасные
глаза светом нежной благодарности. Незаметным образом нить разговора
привела к лорду Лейстеру, и тут, мгновенно опомнившись, я поняла, какую
совершаю ошибку. Не решаясь нарушить свое обещание хранить тайну, я резко
оборвала рассказ, вспыхнув жарким румянцем смущения. Наступило долгое
молчание. В тревоге и нерешительности я подняла на Эссекса взгляд — грусть
затуманила сияние его глаз, он понял мое смятение и, верный своим высоким
принципам, стал убеждать меня «хорошо обдумать все, что я готова ему
поведать, и помнить о том, что мое доверие тяжким грузом ляжет на его сердце,
если только я когда-нибудь упрекну себя за то, что это доверие оказала». Его
задетые чувства выразительной дрожью отозвались в голосе; эта дрожь,
деликатность, с которой он не пожелал воспользоваться моей оплошностью,
власть, которую влюбленный мгновенно обретает над поступками женщины,
решившейся признать свое неравнодушие к нему, и, увы, более всего,
пожалуй, всем знакомый мучительный страх, что избранник может хоть на миг
предположить в любимой недоверие к себе, — все это оправдывало, в моих
глазах, полное признание, к которому меня вынудили обстоятельства.
Удивительная история нашего появления на свет, тайна Убежища, открытие этой
тайны лордом Лейстером и ваш последующий брак, та уловка, которая и
королеву побудила хранить молчание обо всем, что касается нас, — словом, все
стало известно ему, завеса вымысла исчезла, и я предстала перед ним той,
кем была по праву рождения. Это волнующее признание скрепило нашу
взаимную страсть и придало очарование минуте, к которой память моя
возвращается с такой радостью. Я взяла с него клятву молча хранить тайну до тех
пор, пока твой решительный отказ не поспособствует браку сэра Филиппа с
мисс Уолсингем, а более счастливые обстоятельства не облегчат заключение
нашего брака. Время это не могло казаться нам тягостным, ибо мы могли
встречаться ежедневно, хотя и на людях, и читать в глазах друг друга не
омраченную сомнением любовь, которую каждый грядущий день обещал
увенчать счастьем. Во взаимном доверии Эссексу открылся такой
неисчерпаемый источник изумления и радости, что он не стал перечить той, на которую
с этой минуты смЪтрел не иначе как в благоговении. Мы расстались столь
восхищенные нашей встречей, что ни один из нас не пожалел бы заплатить за
нее жизнью.
Я, однако, была далека от того, чтобы считать мисс Уолсингем
единственным препятствием к нашему союзу. Осмотрительный и расчетливый лорд
Лейстер усиленно, хотя и молча, противился ему, и не без причины.
Сознавая, что многие годы царил безраздельно в сердце Елизаветы, он мог теперь
вполне обоснованно страшиться появления на своем пути соперника, в ком
все присущие ему самому достоинства соединялись со множеством таких,
которыми он никогда не обладал. Не довольствуясь тем, что был известен
красотой и утонченностью вкуса и манер, Лейстер страстно желал прославиться
полководческим талантом и отвагой и не раз давал всему королевству
убедительнейшие доказательства того, сколь мало соответствовал он своему
высокому воинскому званию. Эссекс был прирожденным солдатом. Суровые и
благородные воинские добродетели сочетались в нем с изящными манерами
придворного и тончайшим литературным вкусом. Человек, столь
блистательно проявляющий себя во всех областях, не мог не встревожить тех, кто
некогда снискал и ценил благосклонность Елизаветы. К этому надо добавить, что
граф Эссекс был от природы смел и предприимчив, а следовательно, не
склонен уступать то, чем завладел. Таковы были к этому времени опасения всех
королевских фаворитов, и кто умерил бы мои опасения, когда я вспоминала
изменчивую судьбу его благородного отца и последнее наставление, данное
им любимому сыну?
Внезапная, для всех неожиданная, женитьба сэра Филиппа Сиднея на мисс
Уолсингем оживила те надежды Эссекса, осуществление которых я так долго
старалась перенести на будущее, а вместе с ними оживило и его опрометчивый
план посвятить в свои намерения лорда Лейстера, на чье одобрение и согласие
он все еще надеялся. В ужасе я представила себе, что такой необдуманный шаг
погубит его, раздосадовав лорда Лейстера, который не потерпит, чтобы его
возможный соперник стал ему поперек дороги во всем и осмелился