Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
тому, чтобы радовать и покоить твою, а потом излить нашу печаль на твоей
могиле?
— Вы прерываете и огорчаете меня, дети, — заметила нам миссис
Марлоу. — Дайте мне окончить мою печальную повесть. Увы, времени на
сетования у вас будет довольно.
Герцог уехал на другой день. Прошло немного времени, и Елизавета,
назначив лорда Хантингдона и лорда Херефорда на место лорда Скрупа,
лишила королеву Шотландии ее последнего утешения, когда леди Скруп
была последовать за мужем.
Герцог, видя, что половинчатые меры успеха не приносят, решился на шаг,
который счел единственно верным: он вступил в сношения с неким купцом по
имени Ридольфо, с тем чтобы через него условиться с герцогом Альбой о
высадке десяти тысяч солдат в Харвиче, откуда они должны были дойти до
Лондона и устрашить Елизавету. Герцог Альба дал свое согласие, и даже
Папа, устыдившись наконец своего безразличия, принял участие в
освобождении Марии. Приготовления были закончены, друзья Норфолка в Англии
лишь ожидали знака, чтобы присоединиться к нему, когда все рухнуло из-за
одной из тех ничтожных случайностей, что губят искуснейшие планы. Чтобы
содействовать междоусобицам в Шотландии, которые, отвлекая внимание
Мэррея, не позволяли бы ему вмешаться в заговор, герцог неоднократно
посылал туда крупные суммы для раздачи сторонникам королевы; теперь же,
когда наступил решительный момент, он приготовил большой мешок золота,
который, вместе с письмом, имел несчастье доверить человеку, совершенно
не причастному к заговору. Посланец, собираясь в дорогу, случайно порвал
мешок и, ошеломленный содержимым, поведал об этом брату, служившему у
Лорда Бэрли. Тот, в надежде вместе с ним присвоить золото и полагая, что в
письме содержится какая-то тайна, убедил его пойти с этим письмом к своему
господину. Посланец согласился, и лорд Бэрли, легко разгадав заговор, хотя
и не догадываясь о его истинных размерах, сообщил о нем королеве,
вследствие чего герцога арестовали, подняв ночью с постели, и всех его слуг
заключили в тюрьму.
Этот роковой удар сокрушил все надежды. Слуги предали его, и все
письма, написанные и полученные им в связи с заговором, многие из которых он в
свое время приказал сжечь, были теперь предъявлены ему. Сама его
щедрость оказалась преступной, и некоторая сумма, посланная им графине
Нортумберленд, которая бедствовала в изгнании вместе с мужем, стала одним из
пунктов обвинения. Он был осужден и выслушал приговор с мужеством, до
слез потрясшим лорда Шрусбери, который его оглашал.
Леди Скруп, вне себя от отчаяния, бросилась в ноги королеве, моля ее за
брата, но смогла добиться лишь отсрочки казни: Бэрли сумел внушить
Елизавете, что герцог посягал на ее жизнь, и, хотя на суде тому не возникло ни
малейшего подтверждения, ничто не могло разубедить ее.
Но каково же было положение королевы Шотландии сейчас, когда таким
образом замкнулся круг ее несчастий? Изгнанница из своей страны, пленница
в чужой, жена — без права на это имя, мать — не известная своим детям.
Судьбу ее завершил смертный приговор, вынесенный ее мужу, и с мучительной
болью она сознавала, что это она занесла над ним топор, который никакие
слезы не помогут ей отвратить. В отчаянии она умоляла леди Скруп убедить
королеву, что не только добровольно соглашается остаться ее пожизненной
пленницей, но и откажется от своих прав на английскую корону, если только
ее сестра (как была она вынуждена именовать Елизавету) освободит герцога
Норфолка и восстановит его в прежнем достоинстве. Усмотрев в этом
предложении хитрую уловку, Елизавета лишь поняла из него, как сильна
сердечная привязанность Марии. Даже всепобеждающее красноречие Лейстера не
помогло: самосохранение было несокрушимым жизненным принципом
Елизаветы.
Герцог был обезглавлен четырнадцать лет тому назад, когда вам, мои
милые дети, за кого он заплатил жизнью, было по два с половиною года. Он
умер, как и жил, — с достоинством и честью.
Никогда еще ни одного вельможу не оплакивали так: он был любим про-
стым людом за отвагу, щедрость и благожелательность, а равными — за то,
что не чувствовал своего превосходства, чем был защищен от зависти, и был
одинаков в обращении со всеми, вызывая этим восхищение. Он был первой
жертвой королевы, и она не могла избрать жертву, чьи достоинства
убедительнее доказали бы, как высоко она ценит собственную особу.
Леди Скруп, слишком поздно проникшись отвращением к лживости
двора, скорбя об утрате обожаемого брата, вернулась сюда вместе с мужем,
который отказался от своих придворных должностей. Ее телу сообщились
страдания угнетенного рассудка, здоровье ее пришло в упадок, появились
симптомы недуга, который впоследствии свел ее в могилу.
Изменился и ее характер. Это Убежище, совсем недавно
представлявшееся ей ужасным подземельем, теперь казалось, как и мне, тихим приютом,
скрывающим от бед и забот жизни. Она проводила многие дни (и проводила
бы все, если бы это не огорчало так ее мужа), проливая слезы над вами,