Убежище
Шрифт:
«Только двуногие», — сухо сказала Кериан. — «Вот кто, мне кажется, послал этого монстра по нашим следам. Двуногий хищник».
Когда фланговые были на местах, чтобы избежать внезапного нападения или засады, она двинула колонну вперед. Они должны были добраться до Инас-Вакенти за два дня. Все больше и больше она ощущала глупость затеи Гилтаса направить сюда их народ. Даже если окажется, что в долине умеренный климат, она не была их естественным домом, и никогда не будет. Безумные кочевники и кровожадные звери были единственными подходящими обитателями для этих суровых ужасных земель. Эльфам нужны прохладные зеленые леса земель, давших им начало
Как всегда, от мыслей о доме кровь Кериан вскипела. Ей потребовалась вся ее дисциплина, чтобы не отпустить поводья и не направиться безумно галопом в Квалинести, чтобы попытаться освободить эту землю от угнетателей или умереть. Им не место было в Кхуре! Ни пустыня, ни город, ни мифическая долина не были их. Ничего из этого! Им следовало нападать на врагов, осмелившихся вторгнуться в земли их предков!
Гилтас считал, что жизнь более ценна, чем земля. Конечно, Гилтас больше беспокоился о жизни, чем о земле — он родился в королевской семье. Не важно, где он находился, он был Беседующим с Солнцем и Звездами. Он был королем — не важно, где было его королевство.
На протяжении всей своей жизни Кериансерай не знала такой роскоши. Она была бойцом за свою страну и свой народ. Без своей страны или своего народа, что оставалось? Кем она тогда была?
Фаваронас с любопытством наблюдал, как Львица тычками подгоняет своего скакуна. Ее спина была прямой, а подбородок выступал. За время, что он провел с ней, архивариусу довелось узнать эту позу и этот взгляд. Она сдерживала свой гнев. Только две вещи в мире могли привести ее в такую ярость, могли заставить сжаться губы в плотную белую линию: грызущая потеря Квалинести и несогласие с Беседующим. Ему было любопытно, какая из них пожирала ее теперь.
7
Послеобеденный покой Кхури-Хана сначала нарушили звон систров и лязг кимвалов. Домохозяйки поднимали шторы, закрывавшие оконные проемы, и высовывались наружу, чтобы выяснить, что за шум. Суукеты, отдыхавшие от утренней торговли, сдвигали назад свои шляпы или выходили из-под своих тентов. Предвидя мероприятие, торговцы вином на Большом Сууке вновь открыли свои палатки. Уличные собаки Кхури-Хана, бывшие всегда настороже, принялись лаять.
Звучали низкие удары барабана, два медленных, затем два коротких. Появился квинтет стражей. Их шлемы были криво нахлобучены, застежки доспехов болтались, они ведь тоже спали. Они выстроились в неровную линию и взяли оружие на караул, изобразив, насколько это было возможно солдатами Хана, стойку смирно. Кто-то приближался — кто-то важный.
Любопытные кхурцы сперва увидели двойную шеренгу из двадцати эльфийских девушек. Каждая была одета в белое до колен шелковое платье и, в качестве уступки палящему солнцу, в намотанный вокруг головы соответствующий шарф. Позолоченные пояса, украшавшие их стройные бедра, искрились, как и обвивавшие их шеи гирлянды золотых листьев. Они несли белые корзины, разбрасывая перед собой их содержимое. Дома это были бы лепестки цветов. Здесь, в Кхури-Хане, это был белый песок, промытый и отполированный до серебряного блеска.
Позади двадцати девушек шли тридцать эльфийских юношей, также одетые в белое. Ладони, ступни и лица были загорелыми от многих лет жизни в пустыне, но руки и ноги были по-прежнему бледными, будто от лесного полумрака. На каждом эльфе был широкий ремень, сделанный из соединенных между собой золотых пластинок.
Теперь уже кхурцы всех возрастов высыпали из своих домов, чтобы посмотреть этот дивный парад. Много лет они продавали мясо, муку, одежду и мыло лэддэд, и ничто не рассеивало таинственность, как такие простые практичные дела. Эльфы, которых они встречали, никак не были похожи на тех, о ком говорилось в преданиях. Они были хмурым немногословным народом с покрасневшими лицами и грязными ногтями. Не то, что великолепное зрелище, шествовавшее сегодня по улице. Вот это были эльфы из легенд!
За эльфийскими девушками и носителями штандартов шли музыканты. Четыре пары литавр вышагивали в центре улицы, по бокам от них шли по дюжине одетых в белое молодых эльфов, либо встряхивавших систры, либо звеневших кимвалами. Ритм был настойчивым, два медленных удара, за ними два быстрых, снова и снова. По пятам за барабанщиками следовали двенадцать загорелых эльфов постарше, одетые в зеленое. Это были кагонестийские дудочники, несшие сдвоенные флейты из серебра и меди. Пока не играя, они шествовали с гордой четкостью, на их плечи свободно спускались темные волосы, а их головы покрывали кожаные шапочки.
Парад вышел на широкую улицу Салах-Хана, шедшую вдоль западной границы Большого Суука, и дудочники подняли свои инструменты. Над городом пустыни поплыли трели. Эльфийские голоса подхватили, выкрикивая «Эш! Эш!» — древнее утреннее приветствие солнцу. Тридцать штандартов, солнца, звезд и их соединения, взмыли в небо.
За дудочниками показались марширующие пятьдесят воинов из стражи Беседующего, во главе с Хамарамисом. Они выстроились в своих лучших доспехах, в шлемах с плюмажем и бриллиантово-зеленых плащах. Грубияны бы обратили внимание на потертости и вмятины на доспехах, что несколько плюмажей были сломаны, но такое несовершенство не умаляло зрелища. Короткий меч каждого воина был вложен в ножны и висел на спине, традиционный способ показать мирные намерения. Каждый солдат в левой руке держал прижатый к груди медный с железом щит, а в правой руке сжимал сделанный из слоновой кости церемониальный жезл с наконечником в виде солнца или звезды.
В последней шеренге этих воинов маршировал бдительный Гитантас. Он был прикреплен к страже Беседующего, так что мог указать на призрака, которого видел в палатке Гилтаса, если это существо снова появится.
Следом за солдатами шла делегация сильванестийцев, во главе с лордом Мориллоном Амброделем. Они были одеты, как веками одевались сильванестийские лорды, в небесно-голубые, солнечно-желтые или звездно-белые мантии в складку. Считая ниже своего достоинства портить впечатление практичными головными уборами, сильванестийцы шли с непокрытыми головами. Позже их постигнет расплата за свою гордость в виде солнечных ожогов и потниц.