Убить генерала
Шрифт:
Держа в руках бинокль, Близнец опасался увидеть одну вещь. Он еще давно подумал об ограждающих щитах вдоль поворота. Если поставить их, они закроют линию прицеливания. Однако щиты для бронебойной пули — это фольга для обычной. Пуля из «гепарда» пробьет щит и не отклонится при этом ни на миллиметр, не потеряет своей убойной силы. Ограждение усложняло само прицеливание, точнее, поводку ствола. Но, зацепившись за точку прицеливания и точно зная скорость движения объекта и время подлета пули, это препятствие было устранимо.
Максима вызвали не по рации, а потревожили звонком по мобильному телефону. Виктор предупредил его еще раз:
— Меня все равно убьют. Но ты этого можешь не увидеть.
Максим отвечал ровным голосом. Он называл кого-то по званию — товарищ
— Что тебе сказали? — спросил Виктор, когда Макс кивнул ему: «Разговор окончен».
— Нас сменят вовремя.
— Чаю хочешь?
— Нет.
— Дело твое.
Максиму было двадцать восемь лет. Он видел в Викторе террориста и только террориста. Он узнал много нового о подготовке к теракту и был готов увидеть завершающую фазу преступления. Он видел оружие, которого не видел даже на картинке. Он слышал о российской винтовке дальнего боя «взломщик», видел его на снимках и мог определить ее размер по стрелку, держащему дальнобойку в руках. Но она не шла ни в какое сравнение с «гепардом». Венгерской винтовки было так много, что ее можно было измерять шагами того же террориста: три шага, даже на ступню побольше. Макс поймал себя на мысли, что не может представить объект на прицеле этой винтовки. Человек? Но пуля разорвет его пополам. Машина? Он даже зажмурился... Воображение отчего-то нарисовало «Мерседес», который на полном ходу врезается в бетонный столб, его колеса, катящиеся в разные стороны. Наверное, реальным противником «гепарда» был танк. Лишь он держал удар в представлении Макса. Но он ошибался.
Когда до появления президентского кортежа остался час, снайпер закрыл Максима в туалете.
...Близнец сидел в полутора метрах от балконной двери, открытой настежь. Через брешь спиленных прутьев решетки стрелок видел участок дороги, отстоящий от огневой позиции на несколько сотен метров. Через эту брешь он должен будет произвести всего один выстрел...
Стрельба по движущейся цели...
Он нашел очень удобное место для огневой позиции, потерял ее, но снова отвоевал. Он бился насмерть за свою высотку.
Он сделал много, чтобы успеть больше.
Готовая к единственному выстрелу, венгерская винтовка была для Виктора дороже Царь-пушки. «Гепард» был настолько мощным, неудержимым, что имел два тормоза для снижения силы отдачи: гидравлический амортизатор в ствольной коробке и дульный тормоз возле среза ствола. «Гепард» весил двадцать килограммов и был длиной порядка двух метров — гораздо больше кошки, в честь которой была названа эта винтовка. Но скорость была сопоставима с самым быстрым животным на нашей планете: гепард развивает скорость до ста десяти километров в час, а его железный тезка-убийца «гепард» «плевался» пулями из металлокерамики, вес которых был просто устрашающий — 64 грамма, со скоростью у среза полутораметрового ствола больше километра в секунду. Такая пуля не оставляла шансов танковой броне на расстоянии 300 метров... И каким бы бронированным ни было стекло в генеральском джипе, оно оставалось стеклом.
Витька посмотрел в бинокль... и его руки дрогнули.
Он увидел тот щит, которым спецслужбы отгородили президентский эскорт от возможного выстрела. На обочине остановился автобус, из него один за другим выходили дети. Гаишник перегородил движение, но все равно дети переходили через дорогу по всем правилам. Два мальчика держали в руках красные флажки. Всего два флажка, но они загоняли снайпера в угол. Как волка.
Даже не глядя в оптический прицел, Близнец понял, что линия прицеливания придется на стройный ряд детских голов. И снайпер, и тот, кому он бросил вызов, не знали, что такое правила. И все же этот ход показался ему чересчур жестоким.
Виктор занял место на огневой позиции. Выругался, когда увидел живой щит. Нарядный, красочный. Над ним, репетируя, взметнулись миниатюрные российские триколоры, заколыхались в воздухе разноцветные шары, вскинулись руки. Только не было слышно голосов — радостно-удивленных, восторженных. Толпа
Воспитатель «Ручейка» Тимур Гуськов, поневоле участвующий в контрснайперском мероприятии, отошел на несколько метров и остался доволен своими воспитанниками. Он учел пожелание организаторов праздника и выбрал для детей стандартную форму одежды: белый верх, черный низ. Тимур постоянно путался в цветах российского флага. Белый цвет наверху — это ясно, а вот голубой и красный... Выручила заведующая: «КГБ — наоборот, — пояснила она. — Белый, голубой, красный». Сейчас воспитанники держали длинные разноцветные ленты, протянувшиеся вдоль строя, строго по правилу.
Гуськов считал себя одним из немногих, кто знал о подлинном маршруте главы государства, и считал это справедливым по отношению к воспитанникам «Ручейка». Он видел праздничные толпы на Московском шоссе и самодовольно усмехался: «Им-то точно ничего не обломится».
Воспитанники выстроились вдоль невысокого заграждения, больше походившего на барьер, с дорожными указателями направления движения. Однако подошедший гаишник в звании лейтенанта покачал головой и знаками показал Тимуру, что детей нужно поставить за барьер. Гуськов свободно читал по губам, но до сей поры не мог смириться с тем, что ему все буквально показывают на пальцах. Он представил, как будет выглядеть строй из-за заграждения: торчащие над ним головы и плечи; дорожные синие знаки с белыми стрелками вообще испортят все дело.
— Ленты, — сказал он постовому, одетому в бронежилет и вооруженному коротким автоматом. — Ленты не будет видно.
— Пусть поднимут их над головой. — Постовой продемонстрировал, как это будет выглядеть.
— Там яма, дети могут свалиться.
— Пусть держатся за ограждение.
— А кто же будет держать ленты?
Гаишник подошел к ограждению, сдвинул в сторону одну секцию и показал жезлом направление.
Тимур сморщился, но выполнил распоряжение постового.
Их на этом участке было двое. Бело-голубая машина с проблесковыми маячками стояла на обочине и блистала как новенькая. Рядом с ней автобус «ПАЗ» смотрелся катафалком. Пока Тимур перестраивал своих питомцев, постовой отдавал команды водителю автобуса. И так же знаками. Все сейчас жили в мире жестов. Кто-то согласно своей профессии, кто-то в силу врожденных недостатков.
Тимур показался постовому дирижером хора глухонемых. Он поднял руку, стоя перед строем воспитанников, и опустил ее. Взметнулись миниатюрные российские триколоры, заколыхались в воздухе разноцветные шары, вскинулись руки... Потом раздался протяжный вой, от которого постовой закрыл глаза и тихо прошептал:
— Жуть...
Все шло по графику, соответствовало слегка переделанному сценарному плану. Президентский самолет приземлился согласно расписанию. Рота почетного караула выстроилась на бетонке вовремя, музыканты из военного оркестра были готовы взорваться медью духовых инструментов своевременно. Группы спецназа «Град», госохраны и бойцы отряда антитеррора заняли свои места и держали под контролем огромную территорию аэропорта. Постовые, получив указания, уже мысленно приостанавливали движение автотранспорта на своих участках.
Внешне Александр Свердлин выглядел спокойно. Да и внутри тревоги как таковой не ощущал. Снайпер-террорист не пойман, однако у него как не было, так и нет ни одного шанса на выстрел.
Волнение генерала Службы было вызвано предстоящим разговором с шефом. Он впервые не справился с работой, но этот единичный случай не мог стать оправданием. Единственный способ борьбы со случайностями — это четкая организация. Свердлин мог себе сказать: «Я что-то упустил». Шефу таких слов не скажешь.
И все равно недосказанная фраза осталась в памяти генерала: «Мы не уверены...» Однако ответная насмешка-пощечина, прозвучавшая в вопросительных интонациях, материализовалась в истеричный выкрик: «Перекрыть все улицы города!» То был голос самого генерала.