Убить ворона

Незнанский Фридрих Евсеевич

Турецкий повертел белую пластмаску в руках и уже хотел ее отбросить, но вдруг вспомнил: «Стоп, именно такие ванночки нашли у замерзшего астролога Кивелиди. Если, конечно, он действительно сам замерз, без посторонней помощи. Нужно снова поднять это дело».

В прокуратуре тоже были новости – в квартире у Резника, вернее, в его подвале нашли тетрадь в линеечку, подписанную: "Тетрадь по русской литературе ученика 8 "Б" класса Лебедева Алексея".

Александр полистал страницы школьных сочинений, написанных в тетради. Одно из них было по «Грозе» Островского. В середине этого

сочинения была вырвана страница.

– Интересно, да? – спросил следователь, который вел дело Резника. – А вот результаты повторной почерковедческой экспертизы.

Турецкий пробежал глазами заключение. Все то же самое, что и в первый раз, – почерк Лебедева. Но была и еще одна криминалистическая экспертиза, которая установила: бумаге, на которой была написана записка, не менее пятнадцати лет. Недостающая страница из тетради сочинений как раз и являлась «предсмертной запиской» Лебедева.

Турецкий сел и уставился на телефон.

Сейчас надо было сделать простую и очень правильную вещь – позвонить прокурору области и сказать:

– Я дурак. Савельева не виновна.

Но он этого не делал. Он сидел и тупо смотрел на черную трубку.

«А почему не виновна? А как же убийство Резника? Тут-то уж все сходится. Тут-то двух мнений быть не может». Но чем громче он кричал это себе, тем яснее понимал – может, может быть и два, и десять, и тысяча мнений. Ясно одно – Савельева никого не убивала.

Он уже протянул руку, чтобы взять этот ненавистный телефон, как тот зазвонил сам. Турецкий отдернул ладонь, словно его ударило током.

– Да, Турецкий, – наконец ответил он хрипло.

– Саша, это Меркулов. Можешь на пару дней бросить все?

– Что, опять?! – не поверил Турецкий.

– Да нет, не в этом дело. Чирков сбежал!

Глава 51. В ОГОРОДЕ БУЗИНА…

Москва захлебывалась от возмущения. Все киоски пестрели газетами с крупными угрожающими шапками: «Город в руках банды Чиркова»; «Самое громкое преступление века»; "Побег из «Алькатраса». Телевидение день и ночь вещало об опасности, нависшей над гражданами, – дескать, если Чирков обнаглел настолько, что устраивает себе побег среди бела дня в центре города, на глазах у всей честной милиции, то ждать хорошего скромному обывателю в собственных квартирах и на улицах города нечего. Безнаказанность вора и рецидивиста очевидна, а беспомощность органов ясна даже младенцу.

Турецкий с аэродрома не стал заезжать домой. «Брегет» показывал без одной минуты восемь, стало быть, самое время повидаться с Меркуловым, который наверняка сейчас в утренней спешке снует по квартире, бреется, поджаривает традиционную яичницу для завтрака и вспоминает о сбежавшем кофе, когда вся кухня наполняется горьковатым горелым запахом. Константин тоже холостяковал в эти дни. Своих жен они отправили в Ригу вместе. Вернее, это скорее жены оставили Турецкого и Меркулова наедине с бытом, а сами решили немного развлечься. Дочка Меркулова готовилась к экзаменам и поэтому переселилась в общагу к своим подругам. Сейчас Александр подумал, что все это к лучшему, – слишком много проблем навалилось на Константина.

Уже на лестничной площадке Турецкий понял, что картина «Утро заместителя генпрокурора», нарисованная им в воображении, недалека от реальности. От дверей Меркулова несло нестерпимым чадом сплывшего кофе.

– Привет, – Константин в белой рубашке выполнял свой последний перед выходом на работу утренний ритуал – завтрак – необычно рано.

– Малютов просит прийти потолковать, как он говорит, пораньше. В десять приедут представители Госдумы. Надо будет приготовить для них связную версию случившегося. Видал, как пресса завизжала. Теперь покоя не жди.

– А что, у нас когда-нибудь крутились спокойные дела? Где, кстати, Гриша? Ты так и не рассказал.

– Сгубил я Григория из-за собственной дурости. После расскажу. Сейчас еще не могу, сердце болит, да и история не завершена.

– Месть?

– Как ты догадался? – проиронизировал Меркулов. – Пойдем со мной к Малютову. Познакомишься… А то снимут в связи с Чирковым – и не увидишь очередного генпрокурора. Президент у нас любит публично высекать и примерно наказывать.

– Да что он, девица на подиуме, чтобы на него глазеть? Я имею в виду генерального – не Президента. Давай лучше рассказывай, что произошло. Как Чиркова упустили?

– Ну раз ты такой деловой, езжай в госпиталь МВД, допроси конвоира. Он один остался в живых. Чирков бежал, как ты понимаешь, не из стационара, а из «воронка» при перевозке на процедуры в Институт Герцена.

– Заболел, что ли? – не поверил Турецкий.

– Ага! Счас. Туфта, как ты понимаешь. Но на этот раз получилось. Грамотно, ничего не скажешь. Давай, Саша, бери лично это дело в руки. Без тебя мне не справиться. Ты же понимаешь, что найти этого подонка для нас вопрос профессионального престижа… Совести, что ли… – Меркулов не любил громкие слова, а потому несколько стушевался, благословляя Турецкого на подвиги.

Турецкий отправился в больницу МВД. В палате у высокого окошка лежал с забинтованной головой сержант конвойного полка Самойлов. Благодаря счастливой случайности, он не погиб в тот роковой день и теперь смиренно давал показания, не чувствуя никакой своей вины. Турецкий обрадовался, что врач разрешил Самойлову вставать, значит, не нужно будет сидеть в палате у постели больного, где вокруг, развесив уши, как локаторы, несут свою вахту любопытствующие.

– Писать уже можете? – осторожно прощупал почву Турецкий.

Конвоир поводил синими, отечными кистями рук.

– Не пробовал. Но вряд ли.

– Что ж. Тогда я сам заполню протокол, а вы подробно расскажете об этой истории.

– Да у меня уже все записывали. Я сидел в кабине водителя. Ехали по обычному маршруту номер три.

– Кто выдавал маршрут?

– Командир дивизиона, подполковник Петков. Ну, ехали, значит. На углу Ленинградки и Беговой на нашу машину вдруг вылетел бензовоз, так неожиданно, прямо под колеса.

– Постойте-постойте! – Перед Турецким лежала карта маршрутов, специально разработанных для транспортировки заключенных. – Угол Беговой, это разве третий маршрут? Вы что-то путаете!