Убить ворона

Незнанский Фридрих Евсеевич

Турецкий перебирал фотографии женщины с голубями.

– Правда, я бы на месте твоего мужа изготовил бы фотографии обычной женщины. Но, как говорится, у каждого свои изыски. Дальше! Когда ты почувствовала, что мы прижали Лебедева – а он был человеком слабонервным и мог вдруг стать очень разговорчивым, – ты вместе с его сыном инсценировала его самоубийство. Кстати, почему ты мне сказала, что не знакома с Лебедевым? Неужели ты думала, что это трудно проверить? Его жена оказалась очень проницательной и откровенной женщиной. И она с огромным желанием поведала нам о своих женских переживаниях

по поводу твоих «особых» отношений с ее мужем.

– У меня не было с Лебедевым никаких «особых» отношений, – неожиданно с жаром заговорила Савельева. – Это все ложь! Я готовила его сына в МГУ, и Лебедев два раза после занятий подвез меня домой.

Турецкий удивился тому, что женщина, которой предъявлены такие серьезные обвинения в тяжелейших преступлениях, вдруг столько энергии тратит на то, чтобы отрицать интимную связь с мужчиной.

– Хорошо! – перебил ее Турецкий. – Не будем касаться твоих интимных отношений с мужчинами.

Александр заметил быстрый взгляд Савельевой. Пальцы ее нервно теребили пуговицы на рубашке. Елену забрали из дома и привезли сюда в той же блузке, в которой она была в последнюю встречу с ним.

Он снова взглянул на руки Савельевой и вспомнил, как нервно расстегивал пуговицы на ее рубашке в последний их вечер.

Она как будто бы поняла его мысли и усмехнулась, прямо глядя ему в лицо. Пальцы замерли над верхней пуговицей, которую она расстегнула, как будто бы ей стало душно.

«А вот этот номер больше у тебя не пройдет!» – жестко, с холодной улыбкой посмотрел ей в глаза Турецкий.

Но она выдержала его взгляд. Турецкий закрыл папку с делом и отошел к окну. Он встал к Савельевой боком.

– Интересно, как тебе удалось заставить Лебедева написать такую изысканную предсмертную записку? – Александр снова взял легкий тон разговора.

Он подошел к столу и вытащил из папки документ. Это была предсмертная записка директора завода.

– Такое мог составить только писатель. Ценю твои литературные способности. «Мне как будто легче! – начал декламировать Турецкий. – О жизни думать не хочется. Опять жить! Нет, нет, не надо… нехорошо!»

– «И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны!» – перебив Александра, закончила Савельева.

– Это я так понимаю, ваш код. Шифр. И тоже с изыском. Чисто по-женски. Эффектно и с шармом!

– Это Островский. «Гроза!» Последний монолог Екатерины.

Турецкий на секунду задумался.

– Хороший кодовый знак! А кому и в связи с чем ты сообщала этот шифр, когда я был у тебя в последний раз?

Савельева удивленно посмотрела на Турецкого.

– Тебе кто-то позвонил, и ты произнесла слово в слово эти фразы. Неужели забыла? А у меня на подобные вещи исключительная память.

Елена что-то пыталась вспомнить.

– Да, я помню, – наконец, сказала она. – Это звонил мой ученик. Он готовился к сочинению по «Грозе» Островского.

– Допустим!

Турецкий открыл папку и записал: «Гроза». Назначить повторную судебно-графическую почерковедческую экспертизу предсмертной записки Лебедева".

– Идем дальше! Потом ты изумительно разыграла всю историю с Бурчуладзе. Ты так чудно мне ее навязала – и с этой медвежьей шкурой, и с планом его стоянок в тайге. Полная и блестящая имитация помощи следствию. Якобы даже мужа сдавала нам. Конечно, под предлогом неудавшейся семейной жизни. Только Бурчуладзе с Савельевым там не оказалось. Потому что накануне ты встречалась у Бурчуладзе со своим мужем и благополучно предупредила его обо всем.

– Я два дня была у мамы.

– Твоя мама утверждает то же самое. Но никто этого больше не подтвердил. А мама, как ты сама понимаешь, лицо заинтересованное. Итак, твой муж и Бурчуладзе были предупреждены о поиске их Сабашовым. Но тут же возникла еще одна проблема. Сабашов узнал о существовании в вашей цепочке Резника. И тогда последовал блестящий и быстрый план с кражей ружья. И Сабашов был убит из него. Тут есть, конечно, какие-то несуразности с тем, что дверь открывали родными ключами, а не инсценировали кражу со взломом. Что ключи оставили на месте преступления. Но в этом я усматриваю неопытность преступников. Конечно, ни твой муж, ни Бурчуладзе не были прирожденными убийцами.

– Ключи, – вдруг произнесла Савельева. – Я звонила тебе по поводу ключей. Их оказалось четыре комплекта вместе с теми, что вы нашли на месте убийства Сабашова. Хотя в магазине я брала замок с тремя комплектами ключей. И ключи мужа все это время были дома. И он не мог войти в дом.

– Ты можешь предъявить свои три комплекта? – спросил Турецкий.

– Один остался в моей сумке в прихожей. Двое других в первом ящике письменного стола в документах.

Турецкий снова сделал пометку. Он вызвал по телефону одного из членов своей группы и отдал распоряжение изъять из квартиры Савельевой ключи и отправить их на криминалистическую экспертизу.

– И вот что почти бесспорно – это убийство Резника. Здесь вообще все просто. Как только мы вышли на след Резника, ты тут же поняла, что его нужно ликвидировать. И как можно скорее.

– Все это какой-то жуткий кошмар! – вдруг сказала Елена.

Турецкий достал в шкафу телефон с автоответчиком, вставил кассету. Елена услышала свой голос, записанный на автоответчик Резника, где она сообщала, что опаздывает на встречу к нему, и просила его обязательно ее дождаться.

– Тут нервишки тебя подвели. А потому и оставленный на месте преступления пистолет с твоими пальчиками и следами твоих рук на ручке входной двери – все это выдает тебя с головой. Самой решиться на убийство! Такой чувствительной и хрупкой. Хотя другого выхода у тебя не оставалось. Слишком велики были ставки.

Удивительно, как ты спешила! Резник готовился встретить тебя достойно. Цветы, шампанское, фрукты и даже презервативы под подушкой. Но на это времени у тебя уже не было. Здесь ты пожертвовала женским удовольствием ради дела!

Елена снова вскинула голову.

– Перестань! – тихо сказала она.

Турецкий снова удивился тому, как Савельева ожила, когда он опять коснулся ее взаимоотношений с мужчинами.

Турецкий сам злился на себя за то, что цеплял Елену мужиками. Он все еще ревновал ее и ничего не мог с этим поделать. А еще он не мог успокоиться оттого, что им столько времени вертела преступница, а он этого не замечал.